Впрочем, не все соглашались с новой установкой. Двухэтажный частный дом, занимавший площадь 22 × 30 футов, конечно, еще не был «макособняком» (от англ. McDonalds + mansion, дом огромных размеров, который выглядит вызывающе на фоне соседних домов. – Прим. переводчика) – лишь к 2005 году размер среднестатистического американского дома увеличится почти в два раза (2300 квадратных футов). Тем не менее распространение стандартизированного жилья порождало страхи о поверхностности и конформизме. Лучше всего это отразилось в «Бэббите», великом романе Синклера Льюиса. Опубликованный в 1922 году, «Бэббит» разошелся феноменальным тиражом в 140 000 копий за первые четыре месяца
[603]. Г. Л. Менкен, в то время ведущий критик, высоко оценивал роман, говоря, что он показывает «настоящую Америку».
Льюис вырос на Среднем Западе, в Миннесоте, по соседству с домами компании Кохлер в Висконсине. В романе он описал вымышленный среднезападный городок Зенит, чтобы рассказать о неприглядной стороне владения собственностью. «Бэббит» – история агента по недвижимости, который живет в предместье города «Цветущие Холмы». Лишь трем домам здесь несколько десятков лет, все остальные почти новые. Описания в книге временами напоминают тексты из каталога по продаже недвижимости:
«В углу у окон стояла большая кабинетная виктрола (в восьми из девяти гостиных на Цветущих Холмах стояли такие кабинетные граммофоны). Среди картин, развешанных строго симметрично посреди каждой серой панели, красовались подделка под английскую гравюру, изображавшая охоту, бесцветная репродукция какой-то жанровой картинки с французской подписью, в нравственности которой Бэббит всегда сильно сомневался, и раскрашенная «от руки» фотография старинной комнаты – вязаный коврик, девушка у прялки, смирная кошечка перед белой печью. (Из двадцати домов на Цветущих Холмах в девятнадцати висела охотничья гравюра или репродукция «Madame fait la toilette» [ «Дама за туалетом» – франц. ], раскрашенная фотография старинного дома в Новой Англии или пейзаж Скалистых гор, а то и все четыре картины вместе.) (Перевод Р. Райт-Ковалева)
Эта комната, как и все остальное в жизни Бэббита, была лучше, чем в его детстве. «И хотя ничего интересного в гостиной не было, она не оскорбляла глаза. Чистая, безликая, она походила на кусок искусственного льда». На пианино никто не играл. «На книгах не было ни пятнышка, они лежали на столе аккуратными параллельными стопками». Гигантские решетки перед камином «напоминали образцы, выставленные на продажу в лавке, – унылые, мертвые, никому не нужные предметы»
[604].
В спальне стояли две одинаковые кровати, между ними – столик со «стандартной ночной лампочкой» и «стандартной книжкой для чтения перед сном с множеством цветных иллюстраций», которую никто никогда не открывал. «Матрацы были упругие, но не жесткие, отличные матрацы новейшего фасона, и притом очень дорогие». Радиаторы центрального отопления соответствовали размерам спальни. «Это была образцовая спальня, прямо из каталога Новейший уютный дом для семьи со средним достатком. Но спальня эта существовала безотносительно к Бэббитам и вообще к кому бы то ни было». Дом Бэббитов был построен пять лет назад и располагал «самыми новейшими удобствами». Все в доме работало с помощью электричества. Кругом были штепсели для ламп, пылесосов, торшера, вентилятора, в столовой штепсели для электрического кофейника и электротостера. «В сущности, у дома Бэббитов был только один недостаток: в нем не было домашнего уюта»
[605].
Вряд ли Хайдеггер или Таут читали роман, но «Бэббит» так или иначе был созвучен многим их опасениям. В настоящем доме нужно жить, а не просто складывать в нем предметы. Бэббит равнодушен к окружающим его вещам, потому что он их не использует. Вещи потеряли свои отличительные черты. Даже книги удалось стандартизировать. Когда-то в молодости Бэббит мечтал стать юристом. Но потом он захотел соответствовать требованиям общества. Чем больше он этим требованиям соответствовал, тем дальше оказывался от счастья и от самого себя. В конце Бэббит понимает, что он стал никем, пустышкой.
Важным отличием между Великой депрессией 1929 года и финансовым кризисом 2008 года было то, что в 1930-е дешевые кредиты помогли британцам выбраться из кризиса.
Такова была главная идея романа, однако Синклер Льюис был слишком хорошим писателем – недаром он первым среди американцев получил Нобелевскую премию по литературе, – чтобы не заметить того, что привлекает людей в стандартизации. Сенека Доун, университетский товарищ Бэббита и адвокат-радикал, ненавидел «вечные жалобы на стандартизацию». Он говорил: «Видите ли, стандартизация per se [сама по себе – лат. ] – отличная штука. Когда я покупаю часы Ingersoll или Форд, я получаю хорошую вещь по невысокой цене и точно знаю, что я купил, – и тогда у меня остается больше времени и энергии на мою личную жизнь». Сам Уильям Джеймс не смог бы выразить эту мысль лучше. Стандартизация создает чувство общности, объединяет нацию. Когда Доун был в Лондоне и увидел изображение американской глубинки на зубной пасте, он заскучал по родине. «Нигде на свете нет таких чудесных домов. И мне наплевать, что они стандартные! Это отличнейший стандарт!»
[606]
В Америке настоящей, а не вымышленной, работать Бэббитам – агентам по недвижимости – было выгодно благодаря нехватке жилья и государственному регулированию арендной платы. Одной из причин, по которой жилье стали покупать чаще, было то, что на продажу выставили многие дома и квартиры, предназначавшиеся для аренды, – это оказалось более выгодным. Опрос о причинах покупки жилья, проведенный сразу после окончания Второй мировой войны, показал следующее: 24 % респондентов смотрели на покупку недвижимости как на прибыльное вложение, 11 % хотели «больше независимости». И все-таки на каждого пятого, кто шел за мечтой об «идеальном частном доме», находился один, который был вынужден покупать дом, так как попросту не смог найти жилья для съема. Многие жаловались на то, что арендная плата взлетела до небес, и в конечном итоге купить жилье было дешевле, чем снимать
[607]. Поэтому люди не всегда по собственной воле приходили на рынок недвижимости, иногда у них просто не было выхода.
Увеличение числа собственников жилья происходило, конечно, не только в Америке. «Пусть небольшой, но он мой» – строчка из японской версии песни «Мои голубые небеса», популярного джазового хита 1930-х годов
[608]. К тому времени модели домов в натуральную величину уже выставлялись на Оксфорд-стрит, словно любой другой потребительский товар. На самом деле ипотека у британцев была даже более щадящей, чем у американцев: первоначальные взносы были небольшими, выплачивать кредит можно было в течение тридцати лет. Первоначальный взнос мог составлять всего лишь 5 % от общей стоимости дома. Важным отличием между Великой депрессией 1929 года и недавним финансовым кризисом 2008 года было то, что в 1930-е годы дешевые кредиты, напротив, помогли британцам выбраться из кризиса. В результате свое жилище появилось у клерков и рабочих. После первоначального взноса в £20 можно было купить дом с тремя комнатами, ванной и кухней общей стоимостью £400. К 1938 году каждая пятая семья рабочего класса владела собственным жильем
[609].
