Изменения повседневной жизни особенно хорошо были заметны в деревенских сообществах. В типичном французском поселке, таком как Дуель на реке Ло, в 50 из 163 домов уже к концу Второй мировой войны имелся радиоприемник, однако лишь у двух или трех семей были холодильник, плита и центральное отопление, и ни у одной не было стиральной машины; лишь у десяти имелся туалет в доме. К 1975 году все эти удобства появились в доме почти каждой семьи
[797]. Таков был контекст, в котором современникам приходилось обсуждать происходящие на их глазах изменения. Потребление выделилось из ряда обычных действий, оно стало определять целую социальную систему. «Потребительское общество», «общество массового потребления» или «общество свободного времени» (нем. Freizeitgesellschaft) превратились в настоящий образ жизни.
В 1950-е годы левые и правые по-разному реагировали на происходящее, причем внутри каждого лагеря тоже существовали свои разногласия. Две работы прогрессивистов отлично демонстрируют разницу во взглядах одного и того же крыла – «Общество изобилия» Джона Кеннета Гэлбрейта (1958) и «Будущее социализма» Тони Кросленда (1956). Книга Гэлбрейта была среди тех американских бестселлеров 1950-х годов (наравне с «Одинокой толпой» Дэвида Рисмена и «Тайными манипуляторами» Вэнса Паккарда), которые оказали серьезное влияние на общественное обсуждение разрушительных последствий консьюмеризма и продолжают оказывать его вплоть до сегодняшнего дня. На нашей зависимости от товаров, утверждал Гэлбрейт, строится новый исторический порядок – «общество изобилия», ориентированное на рост и производство. Устойчивый рост избавил экономику от границ, но в то же самое время породил новую общественную болезнь. Производство больше не в состоянии удовлетворить желания людей. Желания теперь возникают под воздействием рекламы и системы ценностей, которая ставит знак равенства между высоким качеством жизни и большим количеством личных вещей. Этот порочный круг опирается на «изначально нестабильный процесс создания потребительской задолженности», предупреждал Гэлбрейт, приводя в качестве доказательства тот факт, что американцы все чаще используют кредиты для покупки новых автомобилей. Кроме всего прочего, эти процессы разлагают общественную жизнь. Известное высказывание Гэлбрейта гласит, что изобилие порождает «частное великолепие и общественную нищету». Именно эта причинно-следственная связь выступала в качестве его главного аргумента против нового порядка. Занимаясь приобретением личных товаров и устраивая свой досуг, люди начинают забывать о тех, кто живет рядом с ними. Частное благополучие приводит к отрицанию благополучия общества в целом. Предчувствуя экологические катастрофы, Гэлбрейт описывал, как среднестатистическая американская семья едет на своем «лиловом автомобиле с кондиционером, с усилителями рулевой и тормозной систем» по городу «с плохими дорогами» и «горами мусора», а потом устраивается для пикника «на берегу загрязненной реки и достает красиво упакованные продукты из портативного холодильника…». «Неужели это и есть, – возмущался Гэлбрейт, – пресловутая гениальность американского народа?»
[798]
«Будущее социализма» британского лейбориста Энтони Кросленда было более оптимистично. Кросленд писал свою книгу как раз в то время, когда Великобритания постепенно уходила от мер жесткой экономии, и считал, что рост и товары укрепят социальную демократию, а не подорвут ее: «К увеличению личного потребления должен стремиться любой социализм, признающий равенство людей». Чем проще будет доступ людей к товарам, тем незаметнее будут классовые различия. Самые богатые, предполагал Кросленд с оглядкой на США, осознают, что материальная гонка как способ быть впереди толпы больше не имеет смысла. Вместо того чтобы стремиться продемонстрировать свой статус, они займутся благотворительностью и образованием, некой формой «демонстративного недопотребления». Даже если изобилие не сможет сделать людей более счастливыми, оно, полагал Кросленд, принесет пользу каждому человеку в отдельности и обществу в целом. Будет гораздо лучше, если обиды станут носить личный характер и перестанут таким образом перерастать в социальный конфликт. Кроме того, повышение материального уровня жизни расширит «выбор человека и его культурные возможности». Истинным социалистам стоит перестать бояться свободы и быть «формалистами и ханжами». Кросленд критиковал таким образом антигедонистские настроения в Лейбористской партии, выражаемые фабианскими социалистами Сиднеем и Беатрисой Вебб, которые так любили проводить исследования и писать правительственные документы, что у них не оставалось времени на музыку или театр. Достойное общество не построить с помощью «воздержания и хорошей системы хранения документов». Люди заслужили радость и развлечения. Кросленд вставал на защиту тедди-боев. Эти молодые люди в длинных франтовских сюртуках и брюках-дудочках вовсе не являлись все как один невежами и преступниками. Нет, они скорее демонстрировали «пробуждение искреннего интереса рабочего класса к одежде» и были признаком «настоящей» молодежной культуры – джаза. Изобилие требует большей толерантности по отношению к выбору каждого человека, а это означает отказ от цензуры, несправедливых законов о разводе и абортах, а также «от устаревших наказаний за патологическое сексуальное поведение»
[799].
Столь разные диагнозы можно отчасти объяснить разными судьбами авторов книг. Кросленд вырос в Лондоне и вернулся в него после войны, отслужив в военном десанте в Италии и Франции, где приобрел особую любовь к еде и выпивке, особенно к выпивке. Он жил так, как ему нравилось, любил джаз и кабаре. Гэлбрейт же, наоборот, вырос на ферме в Южном Онтарио. За его неприязнью к городской жизни, ее ресторанам и другим соблазнам скрывалась ностальгия по простой жизни. В «Обществе изобилия» он с огорчением замечал, что школы не в состоянии тягаться с роскошью богатых людей. «Сомнительные герои» кино, а вовсе «не мисс Джоунс становятся наставниками молодежи»
[800]; сам он ходил в сельскую школу, в которой был всего один класс. Кстати, Ванс Паккард, еще один известный критик потребления, тоже вырос на ферме, только в Пенсильвании.
Никогда культурная элита не возмущалась так громко, как в 1950-х годах.
По иронии судьбы книга Гэлбрейта, бросившая вызов общепринятым представлениям, сама превратилась в некое подобие общепринятого представления. Кросленд же написал свою книгу после того, как проиграл выборы в 1955 году и потерял свое место в парламенте. Многие левые утверждали, что изобилие – вещь ненадежная и бедные в эпоху изобилия уязвимей, чем когда-либо. Дорога в рай вымощена вовсе не холодильниками и телевизорами. Активисты партии потеряли связь с новым поколением избирателей в 1950-е годы – одна из причин, по которой Лейбористская партия оказалась в то время не у дел
[801]. Время Кросленда придет лишь в 1960-е годы, вместе с сексуальной революцией и изменением отношения к удовольствию.
