Конечно, тревоге, вызванной молодежным кризисом, были присущи свои местные черты. Жители ФРГ, к примеру, опасались, что останутся без регулярной армии с такими юными бунтарями. Действительно, стоит взглянуть на происходившее, имея под рукой факты и точные данные. О том, как именно потребление оказывало влияние на разные поколения, мы более подробно поговорим в следующей главе. Пока же отметим, что переживания из-за бунтарской молодежи могут рассказать нам не только о самих подростках, но и о встревоженной элите. Истинное число тех молодых людей, которые состояли в бандах и участвовали в стычках с полицией в 1950-е годы, было ничтожным по сравнению с числом тех, кто добросовестно вступал в бойскауты, копил на приданое и с неохотой работал в огороде. Беспокойства по поводу морального упадка возникли еще до повального увлечения мопедами и джинсами. Еще в 1952 году одна нидерландская комиссия заявила о том, что молодежь сходит с ума. Комиссия пришла к выводу, что во всем виновата опасная смесь изобилия вещей и нехватки целей в жизни. Например, Джерард и Пиет – 14-летние близнецы – вернулись с вечеринки в 4 часа утра «пьяные в стельку». Молодежь была зеркалом мира, который «потерял свою форму»
[824]. Они кружатся в сумасшедшем вихре, вытанцовывая буги-вуги. В Буикслооте, пригороде Амстердама, 17-летние рабочие тратят бо́льшую часть своего заработка на одежду, кино и сигареты. Если они не идут танцевать в Ниувендэйк, то «зависают» на уличных перекрестках. Чем это все в итоге закончится? На самом же деле половина всех офисных девушек ни разу не бывала на танцах. Тем не менее комиссии казалось, что родители и молодежные организации теряют свое влияние: большинство юношей и девушек приходят домой после 10 вечера и все реже вступают в какие-либо организации
[825]. Во многих отношениях молодежь 1950-х годов всего лишь восстанавливала свободы, утраченные их бабушками и дедушками в ходе борьбы властей с подростковой преступностью в начале столетия. Однако элита, глядя на поведение «дикой» молодежи, задавалась вопросом: в состоянии ли послевоенные общества вообще когда-нибудь восстановиться?
Когда в 1950-е и 1960-е годы вырос поток товаров, культурная элита напоминала замок из песка, который вот-вот смоет волной. Товары и новые образы позволяли молодым выразить свою индивидуальность, создать собственные ритуалы и этикет. В течение следующего десятилетия произошло смешение субкультур. Рок-н-ролл и мода на джинсы – изначально часть культуры пролетариата и этнических групп с обочины общества – постепенно завоевали сердца подростков из семей среднего класса. Стили потребления оказались такими разными потому, что за ними стояли две противоборствующие культуры. Буржуазная модель потребления высоко ценила самодисциплину и самосовершенствование. Удовольствию должны предшествовать сдержанность, образование и работа – вспомните цитату из Книги Бытия: «В поте лица твоего ты будешь есть свой хлеб» (Быт. 3:19). Молодежная культура, напротив, являлась эмоциональным высвобождением и ставила на первое место физическую составляющую. Важнее всего получать удовольствие от жизни каждую минуту. Это была культура пота, скорости и секса. Она означала рок-н-ролл, дрыгающегося Элвиса Пресли и итальянских «Крикунов» с молодым Адриано Челентано, танцующим словно на пружинах. Ее литературной героиней была Франсуаза Саган, написавшая «Здравствуй, грусть» в нежном возрасте восемнадцати лет и променявшая свое воспитание в лучших католических традициях на виски, «астон мартин», который она разбила в 1957 году, и скандалы в прессе. Критики сокрушались по поводу «животного» и эксцентричного поведения молодежи. Рок-н-ролл, предупреждали журналы по педагогике, олицетворял «философию всего, что отвратительно»
[826].
Как и следовало ожидать, первой реакцией правительств было укрепить авторитет культуры. Более жесткие законы по защите молодежи запрещали подросткам до 18 лет посещать дансинги и смотреть опасные для их психики фильмы. Многие радиостанции отказывались ставить песни Элвиса Пресли. Однако спрос на важные для молодежи вещи оказался слишком сильным. Пространства потребления расширялись, и получить их становилось все проще. Милион жителей Нидерландов в 1960 году имели мопед; именно в этот период кражи автомобилей, мотоциклов и скутеров пополнили список преступлений молодежи
[827]. Если государственные радиостанции запрещают песни, их всегда можно было поставить в музыкальном автомате в кафе-мороженом. Дети оказывались хитрее цензоров: исследование, проведенное в Париже и Амьене, показало, что половина всех мальчишек и девчонок так или иначе умудрялись смотреть запрещенные фильмы
[828].
Кроме того, молодежь приобретала все бо́льшую покупательную способность. В Соединенных Штатах уже в 1920-е годы реклама обращалась к студентам колледжей, интересующимся модой. В Западной Европе все поменялось в 1950-е, когда тинейджеры начали тратить в два раза больше денег по собственному усмотрению. В 1964 году в Америке 22 миллиона подростков потратили примерно $12 миллиардов, а их родители потратили на них $13 миллиардов. В Западной Германии на подростков в возрасте от десяти до пятнадцати лет тратилось 180 миллионов немецких марок. На эти деньги покупались пластинки, костюмы и платья. Двадцатиоднолетний помощник водопроводчика вспоминал свое детство, прошедшее в 1940-х годах в Ист-Энде Лондона: «По-моему, у меня был один новый костюм… но обычно я ходил в подержанной одежде с Брик-Лэйна. А в 1950-е все изменилось… Казалось, дела у всех пошли в гору. Мы стали покупать новые вещи»
[829]. Подростки вроде него могли тратить примерно £9 в неделю, при том что грампластинка стоила 6 шиллингов 8 пенсов.
Школьная система способствовала дальнейшему отдалению поколений друг от друга. Подростки все чаще проводили время с ровесниками. К 1937 году 80 % всех американских тинейджеров посещали среднюю школу. К 1962 году половина всех французских подростков в возрасте от 11 до 17 лет тоже ходила в школу
[830]. Неудивительно, что слово «тинейджер» появилось именно в 1940-е годы. Модная одежда и аксессуары проясняли, кто «свой», а кто «чужой». Более обеспеченные компании ходили в боулинг, менее богатые катались на роликах. Для молодежной культуры были характерны дух соперничества и желание приобретать вещи. Исследование, проведенное среди учеников старших классов на Среднем Западе США, выяснило, что типичному юноше «деньги нужны, чтобы удовлетворить потребность в удовольствии; ему нужны деньги, чтобы ходить в разные места и делать разные вещи. Девушка должна иметь платья, шляпки, чулки, туфли, пальто, сумки… духи, косметику и правильную прическу»
[831]. Именно подростки были читательской аудиторией новых молодежных журналов, таких как Seventeen (1944) в Штатах и последовавших за ним немецкого Bravo (1956), французского Salut des copains (1962), итальянского Ciao amici (1963) и британского Jackie (1964).
