Это исследование чтения как вида досуга наталкивает на интересную гипотезу. Возможно, привычки людей становятся более похожими в странах континентальной Европы, в то время как в Соединенных Штатах (и чуть в меньшей степени в Великобритании) они, наоборот, становятся все более разными. Другими словами, изобилие заставило американцев больше специализироваться на каком-то одном виде деятельности, а европейцев – заниматься сразу несколькими видами досуга. Житель Америки либо читает очень много, либо не читает вообще; либо занимается спортом, либо вообще не занимается. В Нидерландах и Норвегии, наоборот, большинство людей понемногу делают и то, и это. Потребление в таких странах носит более равномерный характер, и привычки совпадают у большинства людей. Если у американизации и имеется определенная динамика, то это должна быть внутренняя диверсификация, а не сведение к общему знаменателю. В США каждый живет так, как хочет, в своем уникальном стиле. Одна из причин данного различия может заключаться в том, что изобилие в континентальной Европе появилось в рамках социальной демократии, в которой неравенство не так заметно, образование более гомогенно, а государство контролирует культуру. Британия, судя по всему, находится посередине этих двух вариантов потребления. А что предпочтительнее – однородность или разнообразие, – уже другой вопрос.
8
Потребление в Азии
Если в остальных странах история потребления была просто историей роста, то в современной Азии она превратилась в историю гонки. Бум потребления начался в Японии в 1955 году, в 1970-х к этому процессу подключились Тайвань и Южная Корея, после 1979 года – Китай и относительно недавно – Индия. Между 1990 и 2002 годами, по данным Всемирного банка, 1,2 миллиарда людей выбрались из нищеты и бедности, и 1 миллиард из них – азиаты. С 2012 года рост несколько замедлился. И все-таки никогда прежде в мировой истории так много людей не становились покупателями за такой короткий промежуток времени. Западной Европе во время послевоенного экономического чуда потребовалось от 10 до 15 лет, чтобы у половины всех семей появились телевизоры, и от 20 до 25 лет, чтобы у них появились холодильники. Южная Корея добилась этого всего лишь за одно десятилетие, а Китаю понадобилось и того меньше. Стиральные машины, стерео- и видеомагнитофоны – товары, которые на Западе по очереди обретали свое место в быту людей, – пришли в китайские дома одновременно, причем как в богатые, так и в бедные
[961].
Об Азии необходимо говорить только превосходными степенями, особенно когда речь идет о Китае. В 2009 году он стал крупнейшим загрязнителем планеты, крупнейшим покупателем автомобилей и страной с самой высокой долей домовладельцев
[962]. О глобальных последствиях усиления роли Китая на мировой арене говорят повсюду. Однако есть некоторое несоответствие между вниманием к производству и вниманием к потреблению: твердя о каторжном труде рабочих и экологической катастрофе, зачастую забывают о том, как это связано с консьюмеризмом, порождающим роскошные торговые центры и клубы владельцев «Порше».
История никогда не дает однозначного ответа на вопрос, однако она помогает рассмотреть современные процессы в более длительной перспективе и понять, как и почему страны Азии стали потреблять так, как они потребляют сегодня. Сравнив ту историю потребления, о которой до сих пор шла речь, с происходившим в Японии, Китае и Индии, можно сразу отметить одно главное отличие: в истории потребления Азии несколько последовательных стадий слились в один этап. Рост среднего класса, развитие культуры домашнего комфорта, урбанизация, появление свободных денег и увеличение числа домовладельцев – все это последовательно происходило в Европе и Соединенных Штатах в течение четырех веков. В быстро развивающейся Японии 1950–1980-х годов, а после в Китае и Индии эти преобразования происходили в большинстве случаев параллельно.
Второе не менее важное различие касается места потребления в последовательности исторических изменений. Когда чай, фарфор и хлопок прибыли в рано развившиеся Нидерланды и Великобританию, то были страны с уже высокой степенью урбанизации. Затем произошла промышленная революция. Кроме того, во многих Западных регионах сила потребителя основывалась на традициях гражданской ответственности, что нередко приводило к появлению у них политических прав. Азия напоминает нам о том, что история не привыкла всегда и везде идти одной и той же тропой. В Китае и Японии индустриализация началась в то время, когда большинство людей еще жили в деревнях. Современность пришла сюда раньше урбанизации. Волна потребления, недавно захлестнувшая эти страны, была вызвана отчасти масштабной миграцией, так как сотни миллионов людей начали перебираться в города, нередко построенные с нуля. Эта ситуация имела огромные последствия и в том числе сказалась на роли дома. Стадии становления гражданской ответственности также имели в Азии другую очередность. На Западе сначала возникли политические права, которые потом расширились до социальных прав. Восток перепрыгнул через первую стадию. Гражданственность означала здесь не права, а обязанности. В обмен на защиту и некоторую социальную поддержку гражданин был обязан поддерживать государство. Это стало фундаментальным отличием политической среды Азии от либерального Запада, где граждане-потребители связывали требование личных прав с требованием социальной защиты. Индия выбрала демократический путь, однако ставшее недавно независимым государство также просило своих граждан становиться производителями и подчинить личные желания коллективным интересам нации.
Как и ранее в этой книге, на следующих страницах нет каких-либо энциклопедических материалов по странам Азии, как нет и примитивного противопоставления Востока Западу. С помощью выборочных и тематических сравнений последующие страницы, скорее, представят картину основных тенденций и укажут не только на различия, но и на сходства. Так как ключевые изменения произошли в разных азиатских странах не одновременно, необходимо будет иногда сопоставлять друг с другом различные временные периоды, например, проводить параллели между Японией 1950–1980-х годов и Китаем 1990–2000-х.
Возникает три важных вопроса. Во-первых, в какой степени недавний материальный скачок вперед означает для стран Азии разрыв с прошлым? Во-вторых, движется ли столь быстро растущее общество, как Китай, в направлении американского «стиля общества одноразового потребления», о чем с тревогой говорят китайские эксперты?
[963] И в-третьих, политика. В Великобритании, Франции и Соединенных Штатах рост потребления был связан с развитием гражданского общества, гражданской ответственности и социальной демократии. Что с политической точки зрения представляет из себя потребление вне либеральной и республиканской среды, в режимах, для которых характерны сильное государство и слабые личные права граждан?
