Большинство экономистов предлагают два объяснения того, что случилось с накоплениями: гипотеза жизненного цикла и гипотеза постоянного дохода. Обе гипотезы родились в 1950-х годах, первую сформулировал Франко Модильяни, вторую – Милтон Фридман
[1123]. В свое время Кейнс утверждал, что главным мотивом откладывать деньги является почти иррациональная гордость, желание оставить что-то ценное последующим поколениям. Однако современные исследования доказывают, что эта теория плохо соотносится с реальным положением вещей. Люди копили на свое собственное будущее, а не для потомков, утверждал Модильяни. Они обустраивают потребление на протяжении всей жизни таким образом, чтобы взять от нее как можно больше (чтобы, говоря языком экономистов, максимизировать функцию выгоды): они копят в молодости, когда не имеют активов, сколачивают состояние в зрелом возрасте, когда зарабатывают больше всего, а в пожилом возрасте тратят и продают свои активы. Фридман, в свою очередь, также подчеркивал, что люди всегда учитывают свое будущее: то, сколько они потребляют, зависит не от дохода, которым они располагают в настоящий момент, а от того, сколько они планируют заработать в будущем.
Обе гипотезы считают само собой разумеющимся, что люди умеют накапливать состояние, принимать разумные долгосрочные решения относительно сбережений, кредитов и расходов. Модель жизненного цикла, однако, с трудом вписывается в образ жизни тех представителей прежних поколений, которые постоянно закладывали в ломбард вещи и еле сводили концы с концами. Начиная с 1970-х годов также заговорили о том, что неправильно полностью отвергать желание людей передать что-либо своим потомкам
[1124]. В то же время мотив «накопить на старость» работал не везде. Жители Германии, выйдя на пенсию, продолжали откладывать гораздо больше денег, чем предполагала модель жизненного цикла, а вот молодые рабочие в США практически не копили на пенсию
[1125]. Гипотеза постоянного дохода, между тем, оказалась верна в отношении больших периодов времени, однако никак не объясняла то и дело возникавшие колебания в потреблении. Межнациональные различия также свидетельствовали о том, что в действительности все не так просто. Гипотеза жизненного цикла объясняла, почему экономический рост и сбережения взаимосвязаны; если считать, что потребление зависит не от текущего дохода, а от дохода на протяжении всей жизни, то в периоды высокого роста молодые люди становятся богаче своих родителей, и доля сбережений растет во времени. Сокращение сбережений в начале 1970-х годов в основном отвечало этой теории; тем не менее загадкой осталось то, что в США с 2 % роста в период с 1960 по 1985 год, где тридцатилетние потребители ожидали, что их доход будет в два раза выше, чем у дедушек и бабушек, в итоге имели такую же динамику потребления, как и Япония, где экономический рост был в два раза выше, а взрослые люди того же возраста могли ожидать, что будут в четыре раза богаче своих дедушек и бабушек
[1126].
Норма семейных сбережений (% сбережений от дохода), 1970–2014
* Данные по Германии за 1980–1990 годы касаются Западной Германии
** Данные по Великобритании представлены в отношении валовых накоплений
Источники: Данные ОЭСР, Economic Outlook, № 96 (ноябрь 2014) – OECD Annual Projections; For 1980–1990 West Germany: Statistisches Bundesamt: Fachserie 18, Volkswirtschaftliche Gesamtrechnungen, Reihe 1.2, Konten und Standardtabellen 1996, Vorbericht.
Недочеты теории постоянного дохода связаны не с тем, что люди на самом деле не учитывают при потреблении свои будущие заработки, а с тем, что они не всегда могут предугадать и спланировать свою предстоящую жизнь
[1127]. Люди принимают решения с учетом лишь следующей фазы. Они не в состоянии увидеть будущее на десятки лет вперед – оно фрагментировано в сознании людей, а то, каким они его видят – в розовых или черных тонах, – зависит от того, какими были предыдущие годы. Одно крупномасштабное исследование немецких вкладчиков, проводившееся с 2003 по 2007 год, выявило, что люди, родившиеся между 1966 и 1975 годами, откладывали намного больше тех, кто родился десятилетием раньше
[1128]. Это поколение оказалось на рынке труда в середине 1990-х годов, во время реформирования пенсионной системы. Неуверенность в завтрашнем дне, низкооплачиваемая работа, неполная занятость тех лет заставили этих людей затянуть пояса потуже, и они продолжали экономить и копить даже тогда, когда условия объективно улучшились. Понимание данного эффекта когорты помогает разобраться в немецкой головоломке, связанной со сбережениями.
Но если говорить о мире в целом, сокращение сбережений в 1980–1990-х годах прежде всего связано с появлением инструментов для создания дешевых кредитов. Люди решили перестать копить, чтобы подстраховать себя в будущем. Зачем ограничивать себя и копить, если можно встать на кредитный «эскалатор» и позволить себе обрести желаемое сейчас за счет будущих заработков? Система пенсионного обеспечения, акции и облигации, и в особенности рост цен на собственность, сделали сбережения менее важными
[1129]. Будучи когда-то сферой интересов небольшой элиты, акции на бирже и цены на недвижимость оказались крайне интересны для средних классов. Число финансовых товаров росло в геометрической прогрессии. В начале 1980-х годов в Австралии существовало 36 видов ипотек, а к 2004 году мечтающий о жилье гражданин мог выбирать уже из 3000 разных предложений
[1130]. Для многих ипотека заменила сберегательный счет.
