Центральная Европа была преимущественно аграрной, однако она не была отрезана от всего мира или экономически автономна. Маленькие города и деревушки являлись частью рынка, так как их жители ткали и пряли на экспорт. Они давали и брали в долг. Их жительницы, вне сомнения, мечтали об обновках – как, например, несчастная служанка семьи мельника, которой в 1736 году пришлось провести один день в тюрьме за то, что ее поймали с поличным при покупке лент на ярмарке. Отличительной чертой всех этих обществ было не отсутствие желания потреблять, но социальная и институционная «смирительная рубашка», которая не давала желаниям и расходам как следует разгуляться. В подобных условиях потребление, конечно, не способно было расцвести.
Шпильки с фениксом и изысканный антиквариат
Во второй половине XIX века, после окончания Опиумных войн, на Западе стал закрепляться образ Китая как статичной и закрытой страны. Это было результатом, как мы знаем теперь, неверного взгляда на недавний успех Промышленной революции в Европе как на доказательство исключительной прогрессивности западных стран и отсталости Китая. В 1582 году, когда итальянский миссионер Маттео Риччи приехал в Китай, образ этой страны был куда более положительным. Темп Нанкина («говорят, здесь живут 200 000 ткачей») заворожил Риччи, он был поражен тем фактом, что «китайцы теперь ткут одежду полностью из шелка» и «подражают европейским производителям». Длинные широкие рукава и в мужской, и в женской одежде напомнили ему венецианский стиль. Маттео Риччи также отметил «огромнейшее количество книг в обращении… и до смешного низкие цены, по которым они продаются». Различия в культурах поразили миссионера гораздо меньше, чем «схожесть обычаев»: «То, как в Китае используют столы, стулья и кровати, совершенно не знакомо жителям соседних стран… Между нашими культурами возможен разнообразный и благой обмен»
[88].
Хотя Риччи и был заинтересован в выискивании похожестей, его наблюдения, так же как и наблюдения португальского миссионера Алвару Семеду, который восхищался «транспортом и товарами» в Китае 1620–1630-х годов, указывают так или иначе на развитие рыночных отношений во времена эпохи Мин, на появление большого потока товаров, моды и желаний приобретать вещи, а также на вызванные всем этим страхи о нарушении социального строя и нравственном упадке
[89]. Зарубежные товары попадали в страну через контрабандистов и в качестве «дани» императору. Еще одним способом была разрешенная береговая торговля. В 1548 году один чиновник насчитал свыше тысячи кораблей, за тридцать девять дней причаливших к побережью провинций Чжэцзян и Фуцзянь на юго-востоке империи
[90]. Подобная активная прибрежная торговля говорит о развитых торговых связях внутри этой гигантской континентальной державы. Ее главной артерией был Великий канал длиной 1794 км – древнейшее гидротехническое сооружение в мире. Канал, по которому вновь пустили корабли в 1510-х годах, соединял Ханчжоу на восточном побережье с Янчжоу и рекой Янцзы и Пекином на самом севере. Изначально цель построения этого грандиозного инфраструктурного сооружения носила военный характер, так как через канал осуществлялись поставки зерна для армии в Пекин, новую столицу империи Мин с 1421 года. Но хотя правительственные корабли имели первоочередное право на передвижение по Великому каналу, он стал одним из важных торговых путей для транспортировки продуктов и товаров. Зерно из Гуанси на юго-востоке переправляли в города на берегах Янцзы. От фермеров в центре страны рис спускали вниз по Янцзы, чтобы продать его в районе Цзяннань, в котором располагается Шанхай. С севера хлопок-сырец перевозили в район Сунцзян на юге Шанхая, где из него делали хлопчатобумажную ткань и затем продавали по всему Китаю. Чашки и вазы из Цзиндэчжэня, столицы фарфора на северо-востоке, расположенной в нескольких сотнях миль от Кантона, покупали купцы из Хойчжоу на юге. И наоборот, чай и сахар с юга отправлялись на север. Из Маньчжурии соевый жмых спускали вниз по побережью. Книги, напечатанные в провинции Сычуань, оказывались в руках читателей из Нанкина и городов в дельте Янцзы.
Миссионер Алвару Семеду считал, что китайцы «имеют врожденную склонность к торговле», и находил их торговлю не только между провинциями, но и внутри самих городов «невероятной», «потому что все, что покупают в магазинах, потом перепродают на улицах города»
[91]. В XVI веке торговая сеть быстро росла, и в ходе этого процесса производители находили покупателей все в более отдаленных уголках, что позволяло фермерам и ремесленникам специализироваться на каком-то одном товаре и зарабатывать себе на жизнь, продавая этот товар на рынке и покупая на эти деньги еду и одежду. К примеру, в провинции Шаньдун, на севере Китайской империи, выращивание хлопчатника стало приносить такую большую прибыль, что многие фермеры перестали выращивать зерно самостоятельно. Все чаще товарно-денежные отношения дополняли бартер.
«Ростки» потребления нигде так не были заметны, как в дельте Янцзы, этом торговом сердце Китая, где 30 миллионов крестьян изготовляли и продавали хлопчатобумажную ткань, покупая на вырученные деньги рис, сырьевые продукты и товары для дома. И несмотря на то, что даже в эпоху поздней Мин Китай был менее урбанизирован по сравнению с Северной Италией, Нидерландами или Англией, по всей стране наблюдался рост торговых городов, и к 1700 году в наиболее развитых регионах, таких как Цзяннань, почти каждый шестой жил в городе. К сожалению, у нас нет детальных перечней имущества жителей Китая, которые позволили бы нам воссоздать картину мира вещей в позднюю эпоху династии Мин и сравнить ее с материальной стороной жизни Европы раннего Нового времени, которую мы смогли описать достаточно подробно. У нас нет возможности узнать, сколько столовой посуды, мебели и прочих вещей было у подданных Китайской империи, таким образом, мы можем полагаться только на сохранившиеся до наших дней статьи из местных газет, романы писателей того времени, на руководства по ведению хозяйства и советы в отношении того, что считать хорошим вкусом. Конечно, нельзя не учитывать, что авторы подобных работ смотрели на окружающий мир через призму собственных ценностей, ностальгируя по более простому прошлому и идеализируя его, а также свысока относясь к новым потребностям нижних слоев населения. Однако при внимательном прочтении эти документы помогут нам реконструировать главные особенности материальной среды, в которой жили их авторы. Например, мемуарист Чжу Гочжэнь (Zhu Guozhen) составил короткое описание жизни семьи в Цзяннане примерно в 1600 году. Глава семьи изготавливал из хлопка ткань, которую потом продавал за серебро, а на серебро покупал рис для своей семьи. «Аренда дома, еда, приобретение одежды, утвари, всего необходимого для общественных ритуалов, воспитания детей или захоронения усопших – все эти расходы семья покрывала за счет продажи хлопка»
[92]. Автор не сообщает о том, сколько денег тратилось на общественные мероприятия, что именно покупалось для детей, какую одежду носили обитатели дома и какой они вели образ жизни, однако не остается никакого сомнения в том, что специализация способствовала развитию потребления.
