В общем и целом отличия не такие уж существенные. Женщины в Колумбусе тратили почти на 5 % больше времени на неприятные виды деятельности, чем их подруги из Рена
[1222]. Вероятно, эти цифры несколько занижены, так как не были учтены отпуска, а между тем отпуск во Франции на три недели дольше, чем в США. Исследователи решили, что отпуска – не такая важная вещь, так как по сравнению с целым годом на них уходит лишь небольшой отрезок времени. Но такой подход многое не учитывает. Ведь отпуска – это важнейшая часть жизни людей и того, как они себя воспринимают. Они заранее планируют поездки, а потом наслаждаются воспоминаниями. Во время отпуска люди меняют ритм жизни. Гораздо больше играют с детьми, едят, общаются, предположительно больше занимаются сексом, и все пережитые эмоции оказывают влияние на их жизнь, когда они возвращаются к привычным будням. Большое количество фотографий на стенах и сувениров на полках говорит о долгоиграющем влиянии отпуска на чувство удовлетворенности и счастья, и это невозможно понять и оценить, используя метод, при котором людей просят реконструировать их обыкновенный день.
Исследования, которые сравнивают то, как люди в разных странах используют и ощущают время, еще только-только начинают появляться. Здесь существует много сложностей. Что, если большая угрюмость одних наций в сравнении с другими – просто черта национального характера? Возможно также, что они получают удовольствие от других вещей.
Продолжительный обед делает француза более счастливым, однако означает ли это, что все остальные культуры могли бы (или даже должны) последовать его примеру? Интересно, что приведенное выше сравнение французской и американской культур наталкивает на мысль о парадоксальном взаимодействии между досугом и счастьем. Вспомните критиков, утверждавших, что общество изобилия «безрадостно» по своей сути
[1223]. Согласно этой теории, изобилие приносит дешевые развлекательные технологии и другие «товары комфорта» и позволяет испытывать постоянное наслаждение, которое, однако, кратковременно и при этом разрушает искренние отношения между людьми. То есть люди сидят и смотрят телевизор, вместо того чтобы встретиться с друзьями. Но проранжировав занятия в зависимости от удовольствия, мы начинаем осознавать примитивность описанной выше теории. Во-первых, некоторые потребительские товары приносят больше радости, чем другие – во Франции, как и в Соединенных Штатах, просмотр телевизора опережает занятия за компьютером. Что еще более важно, французы радуются жизни, используя в равной степени и потребительские товары, и общение: они чаще смотрят телевизор и чаще занимаются сексом. Уничтожают ли потребительские товары «правильный» досуг и отношения с людьми на самом деле – это открытый вопрос, но ни в коем случае не доказанный вывод. И чтобы попытаться найти на него ответ, необходимо рассмотреть, как именно люди проводят свое свободное время.
Время и развлечения
A. Доля времени, отведенная на различные занятия в США и Франции, 2005 год
Б. U-индекс бедности в зависимости от деятельности, США и Франция, 2005*
* U-индекс отображает бедность. Чем ниже индекс, тем меньше времени тратится на различную деятельность в неблагоприятное время
Источник: Krueger et al «Time Use and Subjective Well-being in France and the US: Social Indicators Research» (2009), таблица 3.
Сделал дело – гуляй смело?
Досуг придумали древние греки. В обществе собирателей работа и отдых были единым целым. И именно греки отделили первое от второго. Аристотель видел в досуге, наряду с мудростью и счастьем, одну из целей жизни. Досуг делает человека полноценной личностью, утверждал он. Когда есть досуг, есть время для созерцания, гражданской деятельности, появляется свобода, необходимая для объективного взгляда на мир. Совсем не случайно европейские слова со значением «школа» – англ. school, нем. Schule и ит. scuola – восходят к греческому слову schole со значением «досуг», хотя сегодняшние реалии образования далеки от греческого идеала. В отличие от наших современников, древние воспринимали досуг как нечто беспримесное и неделимое. Идея о том, что его можно измерить в часах и минутах или что у кого-то может быть больше или меньше свободного времени, удивила бы Аристотеля. Досуг и работа были понятиями, друг друга исключающими. Если вам посчастливилось обладать первым, то вы оказывались свободны от второго. Поэтому досуг одних существовал за счет рабства других. Именно поэтому в Викторианскую эпоху у «досуга» была плохая репутация, а выражение «праздный класс» зачастую звучало как оскорбление. Человек с годовым доходом в £200 000, как едко заметил викторианский историк и моралист Томас Карлейль, жил за счет работы 6666 крестьян, и с утра до ночи его единственным занятием была охота на куропаток
[1224].
Индустриализация повысила продуктивность в разы, благодаря чему появилась возможность предоставить рабочим выходные. Однако прежде чем сделать это, нужно было реабилитировать досуг. До начала ХХ века досуг воспринимался как «угроза». Сумеют ли рабочие разумно распоряжаться свободным временем или будут пьянствовать и делать ставки на кровавых собачьих боях? Чтобы защитить общество от этой угрозы, принадлежавшие к среднему классу реформаторы предложили варианты «рационального отдыха», такого как чтение, развлечения в трезвом состоянии и физические упражнения. И к началу ХХ века война за досуг была выиграна. Все общества – демократические, фашистские и социалистические – решили использовать досуг как инструмент воспитания сильных граждан, хотя применять их силу каждый тип общества планировал по-своему.
Наряду с количеством свободного времени продолжали обсуждать и его качество. Очень редко сторонники досуга выступали за то, чтобы ничего не делать. «Впервые за всю историю человечества, – писал один американский комментатор в 1942 году, – досугом для отдыха и занятий искусством располагают почти все классы общества. Вместо того чтобы видеть в досуге опасность, мы должны использовать его как средство для самосовершенствования… Нам стоит уделять больше внимания играм и творческим занятиям»
[1225].