С появлением социальной геронтологии в 1950-х психологи начали заменять эту пассивную модель активной концепцией «успешного старения». В «Пожилых людях» Роберт Хавигхерст и Рут Альбрехт предложили совершенно новый, жизнеутверждающий портрет человека в возрасте. «Некоторым читателям, – писали они, – наша книга покажется слишком оптимистичной с ее рассказами о счастье и финансовом благополучии большинства пожилых людей». Однако то была правда. «Людей в возрасте можно жалеть, но есть не меньше оснований для того, чтобы им завидовать»
[1349]. Пожилые мужчины и женщины, за которыми исследователи наблюдали в Прейри Сити, не были ни пассивны, ни скучны, ни печальны. Было бы ошибкой считать, что в какой-то момент происходит биологический переход от активного образа жизни к пассивному. Действительно, треть всех опрошенных пожилых людей были пассивны, и общий уровень активности с возрастом сокращался, однако, что важно, у всех это происходит по-разному. Любовь к играм и умение веселиться – это особенности характера, которые люди «наследуют» от среднего возраста. Отчасти это зависит от социального статуса – люди с более низким статусом менее активны, меньше путешествуют, меньше читают и реже ходят в кино. Среди опрошенных был «хорошо приспособившийся» квалифицированный специалист на пенсии, который путешествовал со своей женой по Флориде зимой, занимался целым рядом разнообразных хобби и любил развлекаться. Был и фермер, смысл жизни которого заключался в работе и который, выйдя на пенсию, почувствовал себя ненужным и отрезанным от мира. Другими словами, пожилые люди, по крайней мере те, кто мог похвастаться относительно хорошим здоровьем, любили досуг так же, как его любила молодежь.
Выход на пенсию больше не означал конец общественной жизни.
Авторы утверждали, что одна из причин, по которой люди в возрасте продолжают активно проводить досуг, заключалась в том, что общество в целом стало ставить досуг на первое место. Игра перестала быть чем-то негативным, тем, что отвлекает от работы, – по позитивности восприятия она поднялась на один уровень с работой, а порой ее даже затмевала. Хавигхерст и Альбрехт писали: «Человек, который мастерит из дерева, или лепит горшки, или играет в гольф и бридж для удовольствия, или путешествует, получает такие же эмоции, как если бы он занимался работой единственно для получения удовольствия от этой работы»
[1350]. Досуг развлекал, будил любознательность, повышал самооценку и усиливал ценность человека в глазах социума. Хавигхерст и Альбрехт назвали это «принципом эквивалентности работы и игры». Многие из пожилых людей, которых опрашивали авторы, были энергичны и веселы. Для многих свободное время более чем компенсировало потерю работы. Зачем сколачивать состояние, удивлялся один пенсионер, если не давать себе возможности насладиться накопленным и заработанным?
Хавигхерст и Альбрехт не были наивны. Они прекрасно понимали, что многие пожилые люди не ассоциируют досуг с радостью и наслаждением. «Нередко отдых понимают как просто сидение на месте», и поэтому многие старики «подвержены риску снижения умственных способностей»
[1351]. И все же их исследование историй успешного старения и связи между активным досугом и состоянием счастья стало настоящим открытием. Выход на пенсию больше не означал конец общественной жизни. Отдых и досуг придавали жизни смысл. Теперь нужно было научить пожилых людей использовать досуг как можно шире и эффективнее. И хотя у теории пассивного старения по-прежнему находились защитники, будущее социальной геронтологии принадлежало активному старению
[1352].
Второй фактор связан с признанием активного старения политикой, и признание это родилось из кризиса середины ХХ века, когда общество забеспокоилось по поводу будущего демократии. Первый Клуб для пожилых людей (Golden Age Club) был основан в Чикаго в 1940 году Оскаром Шульце, эмигрантом из Германии, который увидел, насколько популярными стали радикальные лозунги у пожилого населения после того, как гиперинфляция 1923 года по сути уничтожила их пенсии. Бедные, одинокие и недовольные пенсионеры – легкая добыча для врагов демократии. Шульце утверждал, что богатая культурная программа помогает поддерживать «заинтересованность пожилых людей в жизни общества и политике страны, и таким образом они чувствуют свою сопричастность происходящему»
[1353]. В клубе можно было играть в китайские шашки и карты, устраивать пикники и путешествия на лодках, отмечать дни рождения и золотые свадьбы. К 1946 году уже существовала целая сеть подобных клубов: в одном только Кливленде их насчитывалось шестнадцать. Похожие клубы открывались по всей стране. Отдых и развлечения пожилых людей оказались жизненно необходимы демократическому обществу, так как они сплачивают поколения, учат их взаимному доверию и духу общности. «В течение всей своей жизни человек вносил вклад в развитие общества, – объяснял в 1952 году Харри Левин, основатель центров Ходсона. – Мы должны дать ему возможность быть нужным… и принести пользу своему окружению». В Нью-Йорке для пенсионеров открылось двенадцать центров – с бассейном, танцевальным залом, мастерскими для шитья костюмов и даже возможностями организовывать свадебные вечеринки. При таком демократичном подходе возможность выбора и мотивация к действию пришли на смену зависимости и получению благотворительных подачек. Для Левина важнее всего было то, что центры предлагали возможность выбора. Именно выбор подпитывал «опыт и рост». Вместо того чтобы выталкивать пожилых людей на задворки социальной системы, их поощряли к творчеству и активному участию в жизни общества
[1354]. Кроме того, клубы для пожилых можно назвать еще одним результатом влияния философии Джона Дьюи, сочетающей прагматизм, демократию и выбор
[1355].
