Британцы чувствуют сильную связь с обществом и интересуются политикой – только они не доверяют политикам.
Огромная часть европейской политики, начиная с директив по поводу путевок и заканчивая указаниями по торговле вразнос, стала ориентироваться на индивидуальный выбор и конкурентоспособные рынки как на главный инструмент защиты интересов потребителя. Кто-то может увидеть тут лишь работу неолиберальных сил. Однако это было бы слишком просто. Европейская история продолжается, и сегодня вновь на повестке дня основные потребности и социальные обязательства – вопросы, которые в прошлом привели к появлению движений потребителей. Европейский потребитель – это больше чем просто покупатель, который скачет через границы соседних стран, дабы прикупить дешевый алкоголь. Вспомним, к примеру, Ивонн Уоттс (Yvonne Watts), 75-летнюю британку, которая страдала тяжелой формой артрита тазобедренного сустава. В марте 2003 года, страдая от непрекращающихся болей, миссис Уоттс отчаялась продвинуться вперед в листе ожидания местной больницы в Бедфорде и отправилась во Францию, где заплатила сумму, эквивалентную £3900, за французский протез тазобедренного сустава. Когда ее требование компенсации от системы здравоохранения Великобритании было отклонено, она обратилась в Европейский суд и выиграла дело. Потому что время ожидания должно «соответствовать» медицинской оценке потребности пациента в лечении. И Великобритании пришлось менять принципы управления листами ожидания в больницах
[1522].
«Уязвимым потребителям» тоже досталась порция возобновленного внимания. Европейский социально-экономический комитет, консультативный орган ЕС, заявил в 1999 году, что «не у каждого есть необходимая настойчивость и уверенность в себе, чтобы самостоятельно делать выбор и принимать здравые решения»
[1523]. Было отмечено, что в нижних слоях общества многим недоступны жилье и товары первой необходимости. Чтобы выбор имел какое-то значение для малообеспеченных граждан и матерей-одиночек, им надо сначала предоставить необходимые возможности. Возможно, изменение климата больше, чем какая-либо другая проблема, заставило ЕС посмотреть на потребителя как на гражданина. Ведь потребители являются также источником загрязнения окружающей среды – к этой теме мы еще вернемся в главе, посвященной отходам (см. Главу 15). И Европейский союз решил, что индивидуальный выбор сегодня должен как-то сдерживаться социальной ответственностью за будущее. Это благородное желание, однако в нем заключена настоящая дилемма. Ведь вся европейская интеграция основана на идее свободного передвижения товаров и людей. А сокращение выбросов углекислого газа требует уменьшения использования автомобилей, самолетов и грузовиков. Пока способ обойти законы физики не придумали, трудно представить, как Европейскому союзу удастся совместить одно с другим.
Таким образом, апофеоз потребителя чреват парадоксами. Чем больше жильцов, пациентов, студентов и других людей начинало бороться за свои права в качестве потребителей, тем более фрагментарной и расплывчатой становилась их идентичность. Для защитников потребителей это оказалось серьезной проблемой. В Великобритании, например, Национальный совет по делам потребителей в 2007 году пришел к выводу, что в плюралистическом обществе больше не имеет смысла обращаться к некоему унифицированному гражданину: услуги должны соответствовать потребностям разнообразных потребителей. Спустя год Национальный совет был упразднен
[1524]. Независимо от того, что мы лично думаем по этому поводу, урок истории ясен. Сегодня, в эпоху потребителей, намного труднее организовать их, чем это было век назад. Отчасти виновата, конечно, и возможность выбора, но мы не должны преувеличивать. Показательно, что тот же Национальный совет боролся за права водопользователей, пожилых людей в домах престарелых и всех тех, у кого не было выбора.
Громче всего требования выбора звучали в Великобритании, и это привлекло огромное внимание. Однако британский опыт отлично демонстрирует нам, какой солидный разрыв остается между политическими амбициями и общественной реальностью, между словами и желаниями политиков и тем, что простые люди слышат и делают. А что касается государственных услуг, то исследователи обнаружили, что упор на выбор и потребителя раздражает большинство пользователей и поставщиков. Вот как выразил эту мысль офицер полиции: «Мы не Tesco, не Marks & Spencer, не BT [British Telecom]. Мы не имеем отношения к потребительским товарам или бытовой технике… мы полицейская служба… и мы служим людям в качестве государственной службы». Вызвать полицию или сходить на прием в поликлинику – это не то же самое, что прогуляться по магазинам. «Когда я в магазине, – сказал один пациент, – я хочу просто купить что-то, и мне нет нужды выстраивать отношения с продавцами… А у врача я не хочу быть покупателем. Я хочу быть пациентом». Люди хотят, чтобы местный центр досуга смог удовлетворить их потребности, но не в ущерб другим людям. Десятилетия политических инициатив и восхваления выбора едва ли отразились на внутренней тяге людей к справедливости в сфере государственного обслуживания.
Несмотря на мнение многих политиков, совсем не очевидно, что изобилие привело к политической апатии. Исследования средств массовой информации показывают, что британцы чувствуют сильную связь с обществом и интересуются политикой – только они не доверяют политикам. И вряд ли бойкоты и другие виды потребительской политики обязательно отнимают энергию у прежних форм гражданской активности. Напротив, история доказывает, что первое усиливает второе – так, как это было во время гражданских движений в начале XIX века и в начале ХХ. Сегодня бойкотировать продукты будут скорее те, кто активно участвует в местной политической жизни
[1525].
