Хотелось бы подробнее остановиться на самом слове «отходы». Английское слово «waste» приобрело свое современное значение лишь в конце XIX века. В древнеанглийском слово «waste» (от латинского «vastus») означало дикую или пустую землю. Оно могло означать также и расточительство, как в притче о блудном сыне, который «пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (англ. «he wasted his substance on riotous living»), Евангелие от Луки, глава 15. Где-то в 1800 году европейцы использовали слова «waste», «Abfall» (нем.) и «déchet» (франц.), чтобы описать то, что образуется в процессе производства и подлежит удалению, например щепки в мастерской или мякина при молотьбе. Однако эти слова еще не означали мусор как таковой, хотя, несомненно, некие ассоциации имелись. Для слова «Abfall» в своем Словаре немецкого языка братья Гримм приводят в пример «оторвавшийся от дерева листок» и сравнивают его с падшим ангелом
[1676]. Люди с незапамятных времен выбрасывали кости, еду и предметы, которые были им больше не нужны; первые свалки были обнаружены в древнем Кноссе и датируются 3000 г. до н. э. Мы также знаем от археологов, что индейцы майя, жившие на территории современного Белиза, выбрасывали в 900 г. н. э. вещи, находящиеся в отличном состоянии
[1677]. Лишь в конце XIX века, когда остатки стали складывать в специальные урны, отдельно от фекалий и мочи, и когда администрация города взяла на себя сбор выброшенных вещей, у слова «waste» появилось его сегодняшнее значение. Оно стало означать «твердые бытовые отходы» (ТБО), отличные от жидких отходов антропогенного происхождения.
ТБО – категория не совсем понятная, она описывает то, что собирают городские службы, а не то, что выбрасывают люди. На сегодняшний день под эту категорию подпадает мусор из школ, парков, некоторых магазинов и компаний, а также ферм, но в разных пропорциях. В Копенгагене, например, жилищные отходы составляют 30 % ТБО; в Соединенных Штатах – 60 %, в Великобритании – 89 %. Да и само определение отходов везде различается. В Японии к мусору не относятся бумага, стекло и некоторые другие материалы. Они относятся к категории ценных ресурсов, и их не включают в официальные данные по отходам, которые в результате выглядят весьма скромными. Конечно, в идеале хотелось бы подсчитать все отходы потребителя, начиная с бумаги и пластиковых стаканчиков, выбрасываемых на работе, и заканчивая остатками еды с тарелки в ресторане. К сожалению, в реальности все данные по мусору составляются теми, кто мусор собирает, а не теми, кто его производит. В книге я по возможности старался давать отдельные цифры по жилищным отходам, однако надо понимать, что получалось это далеко не всегда.
Вряд ли в современном мире найдется много понятий, которые настолько по-разному интерпретировались бы как отходы. Многие писатели и люди искусства применяют это понятие для описания некоторой категории людей. Зигмунд Фрейд представлял психику человека как систему, производящую отходы в тот момент, когда человек испытывает эмоциональное возбуждение. Эту идею он почерпнул из термодинамики и теории о том, что любая работа сопровождается потерей энергии через потерю тепла
[1678]. Некоторые современные авторы определяют мусор как способ «удерживать вещи в состоянии небытия»
[1679]. Многие цитируют антрополога Мэри Дуглас, которая, как известно, определила грязь как «беспорядок», продукт жизнедеятельности, который прежде всего помогает понять, что есть чистота
[1680]. Между этими рассуждениями и страницами экологических журналов, на которых инженеры анализируют плотность отходов, виды мусоросжигательных печей и способы переработки, лежит огромная пропасть. Первые не очень интересуют вторых, и наоборот. Все это, однако, довольно печально, ведь чтобы разобраться в эволюции мусора, нужны и первые, и вторые. С одной стороны, отходы – вещь относительная, это предмет культуры, значение которого все время меняется. С другой стороны, это физическая категория, которая зависит от продуктов и практик, инфраструктуры, технологий сбора и уничтожения. По сути именно инженеры еще в 1900-х годах заявили о том, что отходы – «вовсе не бесполезная категория, а продукт, который находится не на своем месте». Эти слова принадлежат Хансу Тизингу, ученому члену Королевской опытной станции по водному обеспечению и сточным водам в Берлине, которая является старейшим европейским институтом санитарии окружающей среды
[1681]. Пищевые отходы, подчеркивал Тизинг, могут быть первоклассным удобрением. Следует принять во внимание, что отходы не всегда были тем, что люди – как считают некоторые ученые – пытались уничтожить или спрятать, и не всегда на них смотрели как на нечто, не обладающее никакой ценностью.
С середины XIX века с отходами начали происходить разные метаморфозы, связанные с их ценностью, местом хранения, способами их переработки и людьми, которые всем этим занимались. К трем главным изменениям относятся следующие: в конце XIX века муниципалитет, решивший взять на себя задачу следить за здоровьем жителей и чистотой города, перенял функцию сборщиков угольной пыли и старьевщиков; на начало и середину ХХ века пришелся расцвет двух основных решений того периода по устранению мусора – «сжигать или закапывать», тогда мусор рассматривали как вид издержек; и наконец, после 1970-х годов граждане-потребители начали воспринимать отходы как ценный ресурс, на этот же период приходится и зарождение новых видов переработки отходов. Разумеется, ни один из этих переходов не был гладким или идеальным. Давайте посмотрим, как все это происходило в разных странах.
