В 1970-е и 1980-е годы началось настоящее возрождение переработки отходов. Конечно, кампании против мусора существовали и гораздо раньше. Например, в 1958 году была основана гражданская группа «Keep Britain Tidy» («Сохраним Великобританию чистой»), правда, она больше занималась выброшенными автомобилями и тем, как они портят вид зеленых полей, чем загрязнением окружающей среды как таковым; к слову, председатель группы Т. Р. Грив являлся управляющим директором маркетингового нефтяного гиганта ShellMex and BP
[1712]. К началу 1970-х годов возникло новое движение в защиту окружающей среды, и оно быстро набирало силу. Его активисты читали у Рейчел Карсон об ужасном влиянии химикатов на птиц, диких животных и человека в ее «Безмолвной весне» (1962) и были потрясены докладом Римскому клубу «Пределы роста» (1972) о возможных сценариях будущего, в котором стремительный рост и неуемное потребление исчерпают конечные ресурсы нашей планеты
[1713]. Теперь на борьбу с мусором вышел новый тип человека – экогражданин. В 1971 году, во время одной из первых своих кампаний, «Друзья Земли» вывалили тысячи бутылок, которые невозможно переработать, около штаб-квартиры Schweppes в Лондоне. Настал момент, когда переработка отходов превратилась в нравственный долг человечества перед планетой.
Беспокойство о том, что мы можем навредить окружающей среде, соседствовало со страхом, вызванным конечностью природных ресурсов. Показательно, что некоторые из первых инициатив по переработке отходов были совместным детищем промышленности и общественных движений. В Йорке в 1975 году Oxfam заключила сделку с производителем стекла Redfearn Glass о сборе использованного стекла. Спустя два года Федерация производителей стекла открыла в Оксфорде первый пункт приема бутылок. Некоторые действия были направлены на то, чтобы сократить негативные последствия для окружающей среды. К примеру, в Берлине в 1975 году открылась частная компания по переработке отходов RGR (Recyclinggesellschaft für Rohstoffgewinnung – «Общество по переработке отходов для получения сырья»), которая сотрудничала с гражданскими активистами и занималась сбором макулатуры и стекла
[1714].
Едва ли подобные кампании смогли бы добиться чего-либо в одиночку, без помощи сверху. Нефтяной кризис привел лишь к краткосрочному росту цен на сырье на фоне их продолжительного снижения. В прошлом активность тех, кто собирал бумагу и стекло, зависела от подъемов и падений цен. Однако начиная с 1970-х годов произошли некоторые кардинальные изменения, которые коснулись роли правительства в процессе сбора и переработки отходов. Теперь законы помогали заводам по переработке отходов держаться на плаву в то время, когда цены на вторичное сырье падали. Начиная с 1980-х годов спрос на вторсырье стал расти в Азии, что лишь укрепило отрасль переработки. Десятилетиями мусор сжигали или закапывали, но вот, наконец, и в нем вдруг увидели ценный материал – Wertstoff, если использовать немецкий термин. Государства приняли целый ряд мер, начиная с того, что сделали дороже избавление от отходов, и заканчивая требованиями к компаниям забирать продукты обратно, когда у тех заканчивается срок годности. Законы, регулирующие переработку отходов самими производителями, были приняты в Германии (1972), во Франции (1975) и в Швеции (1975). Чуть позже был также введен принцип «загрязнитель платит». Япония приняла подобный закон в 1970 году; Европейское сообщество последовало ее примеру спустя пять лет, приняв директивы по отходам, включившие в себя следующую иерархию обращения с мусором: сокращение, повторное использование и возвращение в производство (три R: reduce, reuse, recycle). Новым идеалом (формально закрепленным законами в 1990-х годах) стала экономика постоянной переработки отходов, а не выбрасывания
[1715].
Однако одна страна несколько отставала в этом вопросе. В 1974 году лейбористское правительство Великобритании призвало всех к «войне с отходами» и заявило, что мир «не может позволить себе роскошь общества одноразового пользования»
[1716]. Оно продумало систему поощрений для потребителей, которые повторно используют отходы, а также систему штрафов для тех отраслей промышленности, которые не используют переработанный мусор. Тем не менее консерваторы и слишком высокие затраты не позволили этим инициативам реализоваться. Правительство Тэтчер, взявшее курс на приватизацию и конкуренцию, не собиралось спешить на помощь бумажной промышленности и муниципалитетам, ведь рынок вторичного сырья переживал не лучшие времена. К 1985 году в Лондоне оставался лишь один район, который продолжал заниматься переработкой отходов. Неудивительно, что в те годы Великобритания показывала самые низкие результаты по переработке. И все же даже этому «самому грязному европейцу» пришлось в итоге подчиниться общим правилам – правда, не без помощи Брюсселя. В 1999 году вышла директива ЕС по отходам, которую британцы обязаны были принять. Согласно этой директиве, к 2013 году свалки муниципальных отходов должны были сократиться на 50 %, в случае, если этого не произойдет, предусматривались высокие штрафы.
События, имевшие место после 1970-х годов, столько же радуют, сколь и огорчают. В Соединенных Штатах в 1970 году из всего сырья лишь около 7 % являлось вторичным – правда, без учета компоста. Спустя два десятилетия его количество равнялось уже 14 %; к 2010 году – 25 %. Сегодня американцы перерабатывают треть всех стеклянных контейнеров и бутылок из полиэтилен-терефталата. В Европейском союзе переработка макулатуры все время набирала обороты, и сегодня 70 % всей бумаги изготавливается здесь из вторичного сырья. В то же время развитые потребительские сообщества продолжают генерировать огромные объемы мусора. В 2010 году среднестатистический житель Франции выбрасывал в четыре раза больше, чем в 1970 году. В Соединенных Штатах в 2008–2009 годы мусора несколько поубавилось (отходов всегда меньше во время рецессий), однако это было временное сокращение, и в 2010–2012 годах его уровень вырос вновь.
В Европе ситуация обстоит чуть лучше. Европейским странам удалось сократить накапливание мусора на 8 % между 2000 и 2013 годами – в особенности это касается Германии, Великобритании и Испании, – а также повысить объемы переработки отходов. Как бы то ни было, все эти цифры все же означают, что в 2013 году среднестатистический европеец выбросил 481 кг мусора – феноменальная цифра в истории человечества, и сравнить ее можно лишь с очень высоким уровнем отходов в 1990-е годы; при этом лишь 131 кг из всего этого объема был переработан. Если покопаться в мусорных баках, однако, едва ли можно будет с точностью сказать, говорят ли эти цифры о сокращении доли ТБО. Масштабные исследования, проведенные в немецких городах, к примеру, показывают, что до 50 % мусора, который выбрасывали в желтые контейнеры для упаковки, упаковкой не являлся и относился к совершенно другой категории отходов. В результате домашнее мусорное ведро становилось несколько легче, но происходило это лишь за счет того, что в контейнеры для переработки попадал не предназначенный для этого мусор. Кроме того, не все отходы, которые выбрасывали правильно, действительно перерабатываются. Например, из всей массы выброшенной пластмассы немецкие сортировочные центры отбирают лишь 15 %, которые в дальнейшем могут быть повторно использованы в производстве
[1717]. Бо́льшая же часть либо сжигается (для отопления), либо экспортируется в Китай. И хотя оба этих процесса, конечно, сообщают мусору некую ценность, однако их едва ли можно отнести именно к переработке. Получится ли у нас сократить объемы мусора, покажет лишь время. Разумеется, это задача не из легких. В период между 1997 и 2004 годами, к примеру, в пятнадцати странах Евросоюза отходы в виде упаковок выросли на 10 миллионов тонн; мусорные контейнеры не лопнули лишь благодаря тому, что 12 миллионов тонн были все-таки переработаны.
