Неожиданно, да негаданно.
От кого от кого, а вот от сучары-отца я ожидал помощи меньше всего.
Очухался, старый пидр! Импотентишка херов! Понял, что я — его единственный отпрыск, а других, после смерти матери и болезни сестры, в которой виноват лысый ублюдок, (ОН! И Только ОН! Виноват!) наследников у него нет и не может быть никогда.
Господь наказал!
За убийство любимой женщины и причинение вреда младенцу.
Я бы сам лично кастрировал! Но, будучи ребёнком, не смог.
Кишка была тонка. Не окрепла ещё тогда как следует.
* * *
Дневной свет жжёт глаза. Сердце колотится на вылет! Руки и ноги дрожат так лихо, что впору упасть и ползти, чем идти, изображая из себя контуженного дебила. Лязг замка… Эти сладкие минуты томления… И вот он первый вдох свободы! Глубокий такой, насыщенный! Аж кругом голова! Аж земля с небом меняются местами!
— Курить хош? — паренёк на выходе улыбается, от души протягивая папироску.
Киваю. Пальцы трясутся, но я все же принимаю из рук солдатика табачную палочку, касаюсь губами, делаю затяжку и невольно закатываю глаза от радости.
Черт возьми!
Как это… как же это классно! Чувствовать себя свободным, дышать кислородом, а не разложившимися фекалиями, смотреть на небо, на солнце! Видеть проносящихся в небе крикливых птиц, чувствовать прохладный ветер на своей коже, бежать туда, куда захочется!
Неужели, я тоже когда-то был таким?
Человеком.
А не скотом, запертым в клетке.
Вольным распоряжаться собственной жизнью сам!
Кругом лежит снег. Сегодня солнечно. Ярко! И я прищуриваюсь от боли в зрачках, поскольку уже словно сотню лет не видел солнца вживую. Оттого и слепнут глаза, что аж больно. И это боль такая приятная! Что охота матерится на радостях! Петь, плясать, радоваться незабываемому мгновению, которое ты ждал, как конца света.
То ли с ужасом, то ли наслаждением.
Непонятные эмоции!
До сих пор не верю! Что каторге конец.
— Я тебя знаю. Ты тот самый Безжалостный? Так ведь? Видел парочку боёв по нету. Ну ты и монстр! — внезапно выдаёт любопытный паренёк, дежуривший на посту.
— Ну да. Я это. — Кажется, словно позабыл алфавит. Столько долгих месяцев одиночества… Невольно тупеешь, превращаясь в одичалого дикаря. Я ведь только с крысами общался.
Грубить не хочется. Но парниша бесит. Если бы он только знал, как же мне чертовски охота кому-то репу начистить!
Все, что сейчас хочется… свалить на хрен на юг. Нажраться до тошноты гамбургерами с пивом, снять телку! Нет! Не одну! Две, три, а лучше пять телок!
И затрахать их до дыр в члене! Трахать их в жопу, трахать их в рот… и в п*зду! Так, чтобы орали, и я оглох от этого ора, а они голос сорвали.
— Смотри, брат. Не лажай больше. Развивай свой потенциал честным путём.
Нашёлся, бл*ть, наставник. Да что ты знаешь??
— Не парься. — Задираю голову к небу, выпуская облако пряного парка ввысь, мечтательно прищуриваю веки. — Лучше сдохну. Чем снова сюда вернусь.
— Какие планы? — допрос продолжался.
— Да так… есть одно… очень важное дело.
— Девушка ждёт? — хохочет, настыра.
И в груди взрывается вулкан!
Шипит! Пенится! Бурлящей лавой разливаясь по венам, по всему, сука организму, так, что аж жарко становиться! Здесь, при такой-то морозяке в минус двадцать!
— Да. Ждёт. — Швыряю бычок в снег, с феноменальной силой давлю его ботинком. С ненавистью! С яростью! Так, что ноге становится больно! — Ещё и как ждёт.
Набрасываю на голову капюшон старой, потертой толстовки и быстрым шагом шурую к «Уазику», а в карманах до адской, чтоб её боли, с бесовой ненавистью сжимаю кулаки, так, что вот-вот… и сломаю на хрен суставы.
Время настало, моя девочка.
Зло идёт за тобой.
Кричи! Рыдай! Беги! И прячься!
Потому что тебе, детка, будет очень и очень больно.
* * *
Я не знаю сколько бабла выбросил на ветер папаша, в обмен на мою свободу, но, судя по всему, не мало.
Через три часа я уже сидел в самолёте, шугаясь каждого случайного шороха, каждого, даже самого мимолетного взгляда в мою сторону.
Перелёт был долгим и изнурительным. Нет, не в плане комфорта, а в плане душевном. В бизнес классе было чертовски просторно. Но меня всё равно трусило. Как будто я прожил целый век пещерным человеком. Я боялся людей. Я смотрел на них косо, сжимая кулаки. Потому что думал, что вдруг, и кто-то из них бросится на меня с дубинкой или шокером, а моё освобождение растворится в мнимой реальности, превратившись в ночной кошмар.
Если бы тут, вместо людей, были крысы, я бы чувствовал себя более спокойно. В своей комфортной стихии.
Идиот!
Я держался из последних сил. На пределе! Потому что знал, что за мной наблюдают. Уроды только и ждут от меня какой-либо глупости, чтобы вернуть агрессивного хищника обратно в клетку. Я не конченный лох. И я больше никогда не вернусь за решётку! Уж лучше околею. Пусть пристрелят.
Но я никогда, даже за хуеву тучу бабок, не надену на руки кандалы.
* * *
Укутавшись с головой в толстовку, отвернулся к окну иллюминатора.
Пассажиры, кайфующие в бизнес классе косо на меня пялились. Ещё бы! Ведь я выглядел как вокзальный бомж. В грязной, протертой до дыр одежде, с немытыми сальными волосами и густой, (скорей всего не густой, а мохнатой) щетиной.
Даже тот самый дрищеватый адвокатишка, что сопровождал меня в родные края, брезгливо морщил нос, делая вид, что просто втыкает в планшет.
Папаня, сука, не скупился на билетик. Если честно, я бы с удовольствием засунул бы ему в зад этот сраный билет вместе с бумажками о наследстве. Но… не в этот раз. Жизнь его и так наказала.
Старый импотентишка! Он сдох в одиночестве, без внуков, без детей. В обнимку со своими проклятыми пулемётами. Нажрался, упал с лестницы и несколько дней валялся в холле, как кусок смердящего шлака. Прислуга явилась на работу лишь спустя пять дней, так как до этого получила отгул. А он так и лежал со сломанной шеей, разлагался и смердел не хуже сбитой у обочины дворняги.
Как говорят собаке — собачья смерть.
Все в мире взаимосвязано. И все возвращается ответным бумерангом.
Я это на себе ощутил. Думал… что я пуп земли. Наслаждался своей хуевой силой. Тем, что мне, на арене жизни, нет равных. Даже смерти со мной не тягаться.
Но я ошибся.
Жизнь, это как бой на ринге. На выживание.
Одна, даже самая малейшая ошибка, один, даже самый мизерный шаг не в ту сторону… и ты проиграл. И ты… провалился в Ад.
