* * *
Пленник одиночества…
Осознал ли я свои грехи?
Ещё и как. Однако, грабил я не со зла. А от отчаяния.
Чтобы спасти сестренку. Чтобы помочь нуждающимся беспризорникам.
Робин Гуд, бляха?
Возможно.
Но я не ожидал, что любовь способна убить.
Я каюсь. Согласен, я был уродом!
А теперь…
Теперь я стал ещё хуже.
Я стал монстром.
С куском тупого гранита в груди.
Любовь — яд. И вечная боль.
Я в этом убедился лично, хотя не верил пацанам до тех пор… пока Егора, бл*ть, не застрелили. Тогда я впервые рыдал… Как ссыкливая баба. Оплакивая бесчувственное тело друга.
Доигрались! Дошутились!
Нам всегда казалось, что это мир вращается вокруг нас, а не мы вращаемся под его дудку. Бесстрашные и безбашенные психи! Довы*бывались.
Я, считай, легко отделался.
А что сейчас с Максом? Что с Димкой??
Даже и не знаю!!!
Может они уже все давно мертвы!
Я даже не знаю куда их отправили?! В какую помойку гнить до седины на висках!
Больше всего не повезло Тохе.
А его брату? Близнецу? Тем более.
По приезду домой, постараюсь откопать хоть какую информацию по делу братьев.
* * *
Вернуться в отцовский дом было моей самой страшной и самой заклятой фобией. Я поклялся, что если вернусь сюда снова, то выжгу до пустоты ненавистную дырень. Однако, обещание не сдержал. Моя сестра все ещё жива. И моя сестра отчаянно нуждается в помощи. Если бы я мог раньше… то, возможно, она бы поправилась. Но время — не вода из крана… Время не остановить. Не провернуть вентиль… Её болезнь набирает обороты. Я вообще не знаю, смогу ли ей помочь! Но я ведь обещал. И я привык всегда отвечать за свои слова. Без веры в лучшее нам незачем жить.
Сейчас мне необходима крыша над головой, деньги…и… найти ЕЁ.
О, дааа!
Как же я долго ждал этого сладкого момента! Как бешеный волк выл на луну, предвкушая сотню разных способов расправы. Но пока ещё не решил, как именно заставлю тварь страдать. Для начала, нужно нарыть на сучку информацию и нанять ребят, которые доставят темноволосую ведьму ко мне.
* * *
Такси остановилось возле высоких, выкованных из толстой стали ворот.
Калитка была не заперта. Дорожку и снаружи, и внутри территории особняка замело грязными листьями. Здесь было холодно, моторошно и одиноко.
Настолько, что можно было снять неплохой фильм ужасов.
Делаю несколько глубоких выдохов, выхожу из автомобиля и направляюсь к главному входу огромного тёмно-серого здания.
Сердце грохочет на пределе, грудь словно обложили бетонными плитами! Вытерпеть бы все это. Забыть! Но боль невозможно унять… Я не хочу вспоминать, не хочу ворошить прошлое! Хочу забыть навсегда. Но не могу.
Свинцовыми клешнями болезненные воспоминания впиваются в самую корку мозга, намертво, и хрен теперь от них избавишься! Проще башку снести, чтобы решить проблему.
Чтобы больше… никогда не болело.
Глава 15
Давид
Поднимаюсь по старым, разбитым ступенькам, крепко-крепко прижимаю руки к груди. Там, где бешено бьется и трепыхается исполосованное муками сердце.
Я справлюсь.
Я смогу.
Не впервой же!
В клетке выдержал пытки, и сейчас… справлюсь.
Не человек ведь больше. А бессердечный монстр. С булыжником вместе сердца. Оттого и болит. Камень ведь чувствовать не может.
Сколько прошло лет?
Много.
Тут все постарело. Стены сгнили, мебель крошится в щепки… А некогда прекрасный сад превратился в выжженную смертью пустошь.
Я любил гулять во дворе. Здесь было много цветов. Здесь было зелено и уютно.
Мама очень любила цветы. Она сама их выращивала. Своими хрупкими и такими нежными руками.
Я не смог смириться с её гибелью. И до сих пор не понимаю за что отец настолько жестоко с ней поступил?? За что он убил её на глазах у родных детей.
* * *
Распахиваю тяжелые двери. На секунду зажмуриваюсь, с ненавистью сжимаю кулаки. Нужно немного времени. Совсем чуть-чуть…
Боже! Как это сложно. Но я должен вспомнить боль, чтобы подкормить свою гребанную ярость! Нужно её принять. И выпустить на свободу.
А ещё лучше набить кому-нибудь морду.
Возможно, тогда станет хоть каплю легче.
Старый паркет противно скрипит под ногами, когда я не спеша шагаю в сторону кухни. За двадцать лет здесь ничего не изменилось. За исключением того, что дом изрядно постарел. Мебель, обои, картины… даже дурацкие бархатные шторы — все тоже самое. Но такое старое, такое убогое. Истерзанное временем.
Отец совсем не занимался домом. Поговаривают, что после смерти жены, он изолировался в особняке, распустил персонал, а себя посвятил выпивке.
Часть немалого наследства, накопленного бандитским путём, он все же сохранил. Но большую его часть — выбросил на помойку. То есть, тупо пропил.
На похороны я не успел. Да и не жаждал успеть.
Воспоминания на максимум кромсают душу, когда я переступаю порог столовой, где в последний раз видел мою маму. Живой. Смотрю на то самое место, у окна и вспоминаю, как она кричала! С какой болью, с каким отчаянием рыдала, захлебываясь в собственной крови. А отец… он смеялся. Хохотал, а затем, склонился над ней, такой бледной, такой испуганной, и, назвав мать блядью, плюнул ей в лицо.
Я ничего не понял. Я успел только закричать и схватить малышку Кристину на руки, когда мама вдруг, ни с того, ни с чего, схватилась за горло и сказала, что ей очень больно… что ей больно дышать и больно говорить. Вскочила со стола, сделав два шага в сторону невозмутимого отца, что так спокойно сидел за столом, пожевывая свиной стейк, споткнулась и упала.
Лишь тогда, услышав её жуткий вопль, он резко выругался матом, одним махом перевернув стол вверх тормашками.
Звон посуды.
Женский вопль.
И горький детский плач.
От которого задрожали не только окна, но и стены.
— Сука! Грязная блядь! Ты думала я не догадаюсь?? О твоей гребанной интрижке с Кириллом?! — оглушающим громом в мыслях вспыхнули его грубые слова и я, зажмурившись, с адской ненавистью сжал челюсти до скрежета зубов.
Она умирала. Схватившись за горло. И из её рта хлестали реки крови.
