После того, как я помянул мать и оплакал сестру, я выгреб из каждого угла дома отцовские вещи, выбросил их в окно, и там, во дворе, устроил кострище расплаты.
Швырял в огонь одежду, те жуткие чучела животных, ежедневники, книги и прочий хлам, который лично принадлежал этом нечеловеку. А сам радовался. И улыбался, потому что давно мечтал, чтобы мерзавец сдох.
* * *
После костра возмездия, я заказал шлюху.
Бл*ть! Как же дико изголодался! Как же долго мечтал о девке.
Ломка, бешенство и недержание буквально рвали мои яйца на части.
Долго же меня штырило, долго корёжило, при мыслях воткнуть свой, пересыщенный спермой стояк, в чью-то сочную течь! Самое сильное испытание на зоне, млять, отсутствие женских ласк. Несколько долбанных лет мне приходилось кончать в собственный кулак, сатанея от адского воздержания. Но даже дрочить с абсолютной разрядкой не всегда получалось.
Позвонив в компанию по выдаче шлюх, я тут же огласил требования к заказу: чтобы у присланной дряни были длинные иссиня-чёрные лохмы и большие зеленые глаза. И чтобы, перед тем как, войти в дом, она сказала, что ее зовут Соня.
А пока шлюха находилась в пути, я поднял кое-какие связи, дабы решить самое, пожалуй, важное дело, что острым колом встало у меня поперёк глотки, мешая спокойно дышать. Дело, от которого яйца в трусах дымились, от которого ноздри раздувались, как у озверелого быка.
Я нашёл парочку неплохих наёмников. И дал им ровно двадцать четыре часа, за немалые деньги озвучив желание… увидеть ЕЁ.
Тут.
На полу.
В страхе. И слезах.
Связанную по рукам и ногам.
* * *
Абсолютно голый, я стоял напротив распахнутого настежь окна и, закатив глаза, выпускал клубы ароматного дыма в окно. А позади меня, на кровати, постанывая и ворочаясь с одного бока на другой, валялась оттраханная до грани обморока шалава, которая представилась Соней.
Не успела стерва вякнуть с порога мнимое имя, как я, резко схватил её за патлы, перекинул через перила, прямо там, на крыльце дома, и поставив раком, разодрав тонкую полоску прозрачных трусиков, сильным и глубоким рывком толкнулся в её, прилично растянутую дырку. Сучка громко завизжала! Но я быстро засунул кулак ей в рот и принялся вколачиваться в стерву по самые яйца на сумасшедшей скорости. Розовая форма официантки напрочь взорвала мне мозги! Со спины, давалка реально напоминала предательницу. Вот только внутри девки было как-то черство и безвкусно.
Я понял лишь то, что ничто и никто не заменит мне ЕЁ. Но пришлось довольствоваться тем, что есть. Это пока.
Я трахал проститутку несколько часов подряд. Я кончал ей в анус, кончал в рот и в выдолбленную до красноты дырку. Но все ещё был голоден. Как будто брал, брал, брааал, но не мог насытиться. Я как будто век не ел. Век голодал! Оттого и не мог унять тупую боль не только в теле, в животе, или в желудке. Но и в члене. Сколько бы раз не кончал, покрывая курву спермой, мне всегда было мало!
Курил. Дышал воздухом у распахнутого настежь окна.
Затем снова наваливался на потаскушку и беспощадные пытки продолжались.
— Чокнутый монстр! Хватит уже! Отвалиии! — рыдала «Соня», забившись в угол кровати, — Я на такое не подписывалась!!!
Но я не реагировал.
Я уже не Я.
А вырвавшийся на волю лютый Сатана.
Я трахал дешёвку с таким напором, что, казалось бы, искры летели. Она верещала как резанная, но я ещё больше чокался от этих еб*нных криков. Даже немного порвал малышку. Честно, не хотел. Сорвался, млять. Такой полноценной ебли не вкушал целых пять лет!
И все равно не то.
К четвертому заходу девка уже валялась никакая. А мой член все ещё стоял свинцовым колом. Пзд*ец!
Затушил бычок о подоконник с облупленной краской, снова потянулся к пачке с презервативами.
— Не надо. Ну пожалуйстаааа. — Взмолилась шалава и затряслась как будто только что искупалась в ледяной проруби.
— Заткнись. Твоя задача молчать. И открывать рот лишь для того, чтобы сосать. Это твоя работа. Ты знала, на что шла. Тем более, я предупреждал, что буду вести себя как психопат.
— Чёртов ублюдок! — рыдая навзрыд, обхватила себя руками, застучав зубами ещё громче.
А мне похрен!
Я уже давно как стёр из недр своего словарного запаса понятие «жалость».
Разорвал пакет с резинкой, как вдруг… услышал рёв мотора.
А когда снова выглянул в окно — у меня сердце на миг перестало биться.
ЕЁ увидел.
Смерть мою.
Как она болталась вверх тормашками на плече гориллы, которому я заплатил за срочную экс-доставку приличные бабки.
Сначала я по привычке дернулся, набычился, сука, взревев как бык, перед родео, чтобы, к хренам собачьим, вырвать вместе с суставами ушлепку его сраные руки за то, что посмел прикоснуться к МОЕМУ. Посмел причинить боль моей девочке… А потом вдруг прозрел. Вспомнив, что ОНА больше не МОЯ. Давно уже… Не моя девочка.
Замужем дрянь. За бывшим морпехом.
И при этой мысли хочется рвать и метать, а также выдрать кадык старому у*бку, заменившему ей меня, при мысли, что какая-то мразь лапала мою малышку своими грязными клешнями, совала вонючий член в киску. В МОЮ и только, бл*ть, мою киску!
Я должен быть первым и единственным!
Я ВСЕГДА ЕСТЬ И БУДУ…
ЕЁ ГРЁБАННЫМ СОБСТВЕННИКОМ.
* * *
— Вон пошла. — Рыкнул на зареванную давалку, она аж подорвалась на радостях. Неслась так по лестнице, что загремела носом в пол на последних ступеньках.
Напоследок, даже пару бумажек шкурке кинул.
Чтобы дырку подлатала.
Наверно, это был самый напряженный момент в моей чёртовой жизни, который я ждал так же дико, как встречу с солнцем, как глоток свежего воздуха, после четырех, мать их лет, проведённых взаперти.
Наёмник швырнул бесчувственное тело предательницы на диван. А я словно получил мощный укол адреналина в самое сердце! И зверь в груди издал зловещий рык, в глазах сгустилась тьма, а руки с треском сжались в камень, в то время как тело рефлекторно приняло боевую стойку.
Расплатившись с наёмниками, остался с ней один на один…
Только я. Она. И тишина.
Давящая, болезненная.
От которой запросто можно сойти с ума.
Только я уже давно как псих.
Жаждущий мести, расплаты, криков и боли психопат!
Смотрю на неё, а перед глазами вижу стремительно мелькающие кадры из прошлой жизни. Как будто только вчера мы расстались. Как будто только вчера она, своими нежными, маленькими руками, вогнала мне острый кинжал в самое сердце. До упора! И рукоять прокрутила, чтобы было до галюнников, мать их, больно!
