Похитивший тело моего возлюбленного прямиком из могилы.
* * *
Я не верила, что это он… пока не почувствовала его в себе. Не вдохнула его запах. И не вкусила этот звериный напор, с которым он брал меня до сладкой боли.
Больно?
Да мне было больно, черт возьми. Но я получила оргазм.
За четыре года!!! Я получила свой первый, настоящий, но такой паршивый оргазм. От которого хотелось выть и реветь. Потому что мне было сладко и одновременно отвратительно.
Давид взял меня силой. Связанную, беспомощную, испачканную собственными кровавыми слезами. И сам же приказал похитить и напугать до нервного припадка, двум неотесанным, хамоватым извращенцам!
Давид обнажил зубы, как голодный хищник, который убивал не ради еды, а ради удовольствия, заставляя меня сползти с дивана на пол и забиться в угол между стеной и шкафом. Я не хотела сдаваться! Но меня колотило настолько сильно, что я не могла унять эту проклятую дрожь! Даже когда со всей силы впивалась ногтями в плечи, когда обхватывала себя руками, чтобы хоть как-то расслабиться, не подав вида, что боюсь.
Хотя он, конечно же, знал это. Чувствовал мой страх. Ноздрями чувствовал!
Даже с шумом втягивал воздух, отчего его глаза наливались кровью, а зрачки тьмой, в то время как мускулистые руки сжимались в кулаки.
Когда Давид снова двинулся в наступление, а я испугалась, что он вновь овладеет моим телом, я вдруг отчаянно взвизгнула, выставив вперёд дрожащие руки, как бы защищаясь:
— Д-давай поговорим. Пожалуйста…
Нахмурился. Но замер.
— О чем? Я не хочу тратить время на пустую болтовню. Я намерен мстить, Крош-ка. И трахать. Пока ты не издашь свой последний вопль. Но также, я ещё хочу посмотреть, как ты будешь ломаться. Как будешь ползать передо мной на коленях и тявкать как собачка! Что скажешь? Я даже потрачу время и смотаюсь в зоомагазин, чтобы купить тебе ошейник. Какого цвета предпочитаешь?
Я прикусила губу и крепко зажмурилась, чтобы не разрыдаться.
Только не рыдай!
Только не сейчас!
Он ведь только и ждёт новых слез. Они ведь для него слаще мёда…
Зачем ты так со мной!
Не надо…
Я ведь люблю. И до сих пор от тебя дурею!
— Прошууу, — заикаясь, немощно так, и внутренне противно от этих несправедливых унижений.
— Ёбарю своему плачься. За которого ты замуж так быстро выскочила, пока меня в клетке как псину ногами лупасили, пока я помои жрал и света белого четыре года не видел. И долго бы ещё не увидел, если бы папочка не поднатужился.
— Чтооо? О чем ты? О чём? — вскочила с пола, задыхаясь, хватаясь за стены, чтобы не упасть. Голова не милостиво закружилась, а сердце словно билось в последний раз, на грани инфаркта. — Мне сказали ты умер! Я звонила!!! Я тебе каждый день письма писала, сумасшедший ты ублюдок! — И разрыдалась, уткнувшись лицом в ладошки.
Навалившись спиной на стену, снова сползла на пол. Как будто получила сильный удар. Сначала в лицо. А затем в грудь. Где рыдала и крошилась в щепки искореженная муками душа.
А этот сокрушительней удар… нанёс мне ОН.
Тот, которого я называла единственным смыслом моей долбанной жизни.
— Я ждала тебя! Рыдала днями напролёт! Искала любой встречи! И я сожалею… Если бы ты знал насколько мне больно! Насколько сильно я раскаиваюсь и мечтаю обернуть время вспять. Не хотела… меня заставили… Виктор… он..
Давид рассмеялся.
Звонко так, глумливо.
Мне стало мерзко. Захотелось просто броситься на мерзавца озверевшей кошкой и исполосовать его крепкое тело ногтями, так чтобы выл от мучительных ощущений.
— Я получил лишь одно письмо. С фотографией. На которой ты, в свадебном платье, сияла от счастья и держала за руку какого-то ухмыляющегося уё*бка.
Быстро же ты забыла, сука. Это платье, эта улыбка… Предназначалась мне!
— со всей силы ударил кулаком в дверцу шкафа. Так, что он пошатнулся и чуть было не свалился мне на голову. Но Давид не дал ему упасть — придержал рукой.
— Давид! Давииид! Это неправда! Грязная ложь! Я не отправляла никакие фотографии! Мне ведь сказали… что ты мертв! Это всё мать! Это она! Божееее! Это она все подстр…
— Замолчи! — Давида буквально знобило от ярости, — Это ТЫ сплошная ЛОЖЬ! А я — конченный, доверчивый идиот! Ты хитрая, подлая ведьма. И ты пойдёшь на всё, чтобы сохранить себе жизнь. Будешь снова хлопать своими невинными глазками и нагло плевать мне в лицо очередные бредни! Но нееет, милая. Больше я не куплюсь на твою ересь, Соня! Теперь всё будет иначе. Я больше не тот доверчивый олух в розовых очках. Знаешь почему Безжалостный? А? Потому что не знаю жалости… — Энергичный выпад вперёд. Озноб холодных мурашек катится по спине… — Я тебя ненавижу… — Пауза. Шум в ушах. Я словно падаю спиной в пропасть. И нет! Не падаю! Это Давид меня толкает. И смеётся в лицо. Глядя, как я лечу, разбиваясь о скалы. — Ненавижу настолько дико, что готов растерзать на куски. Но я это не сделаю. Потому что хочу, чтобы ты мучилась. Долго, изнурительно. Быстрая смерть — слишком щедрое прощение для такой дряни, вроде тебя.
С рыком бросается на меня, зажимая в углу, а я пытаюсь защищаться. Но что может маленькая бабочка, угодившая в ядовитые клешни тарантула?
Ни черта она не может.
Может лишь немощно биться, когда ей отрывают крылья и ждать своей смерти.
Первая и единственная попытка нанести удар, кто бы сомневался, оказалась провальной. Давид ловко перехватил мою руку, выкрутил за спину, а затем просто толкнул животом на диван, опрокинув головой вниз через подлокотник словно пластилиновую фигурку. И прежде, чем я успела закричать, одной рукой — схватил за волосы, а другой — удерживал руки за спиной, снова ворвался на всю длину, заставляя открыть рот от ошеломления, выгнуться до хруста в спине, издав сдавленный вой.
— Твою ж мать… — наращивая темп с каждым толчком, держал меня за волосы, словно за поводок, толкаясь с таким бешенством, что мертвую тишину в доме нарушили звонкие шлепки его влажных бёдер о мои обнаженные ягодицы.
Шлепок по попе, и я снова чувствую невыносимый жар внизу живота, который из маленькой искры быстро превращается в опасный вулкан.
Нет! Не хочу! Это неправильно!
Плакала в мыслях, до сих пор не понимая, почему моё предательское тело так сладко реагирует на эти бесчеловечные пытки!
Люблю до сих пор…
Люблю внутренне! Где-то там, глубоко, глубоко, в далеких закромах бессознательного.
Он таранил меня с такой силой, что у меня ноги подкашивались и ломались колени. Я падала, но Давид держал меня за волосы и вжимался горячими бедрами в пульсирующие болью отшлепанные ягодицы, не давая свалиться на пол.
