В следующий раз, когда он затолкал мне в рот очередной кусочек говядины, я…
с ненавистью плюнула ему в лицо!
— Стервааа!
Боже!
Что я наделала!!!
Адреналин ударил в голову. Я думала, он меня просто размажет по стенке!
Но никак не ожидала, что монстр начнёт кормить меня другим способ.
Через поцелуи.
И никак не ожидала, что он, разозлившись, привяжет меня к кровати.
Психанув, Давид, нагоняя больше страха, разорвал наволочку на две части и с грубым напором привязал мои руки к спинке кровати.
В тот момент, я даже почувствовала, как мое лицо побелело от страха.
И только сейчас поняла… что на самом деле плохо знала бывшего возлюбленного.
Навалившись сверху, он дерзко распахнул на мне рубашку и с нереальным зверством уставился на обнаженное тело. А я… уставилась на его огромный бугор, из-за которого, казалось бы, я слышала треск, в штанах мужчины, такой же треск, с каким он рвал в клочья постельное белье.
Откусил кусок стейка и… с властным напором припал к моим губам, заставляя открыть рот, заставляя подчиниться, настойчиво проталкивая пищу в глотку наглым языком.
Дернулась!
Мысленно закричала, забившись в знак несогласия!
Но снова проиграла.
Потому что почувствовала сладкие искры внизу живота.
А их я чувствовать не хотела!!!
И влагу, выступившую на бёдрах. И острую резь в сосках.
И радужные пятна перед глазами. И учащенное дыхание.
Когда язык Давида ворвался в мой рот, пощекотав небо и кончик моего языка, внутренняя злость сменилась сумасшедшей эйфорией.
Раз за разом он впихивал в меня пищу, из своего рта в мой рот!
Впихивал… и целовал.
Сначала грубо и резко. Но потом… Эти животные ласки переросли в нечто большее, стоило ему только прикоснуться к моей груди, зарыться кончиками пальцев в волосы, услышать мой непроизвольный стон и почувствовать вкус желанного поцелуя.
Кажется, на какой-то волшебный миг мы оба забылись.
Оба растворились в забвении. Я, как больная идиотка, начала охотно отвечать на поцелуи этого ненормального оборотня, словно кто-то невидимый взял под контроль мое тело.
Давид тоже немного расслабился. Наши языки то сплетались между собой, то толкались… Мы то кусали друг друга, то нежно облизывали.
С ума сойти!
Что произошло?
Куда вдруг делась сумасшедшая ярость?
С каждым новым сильным «толчком» еды внутрь моего горла, мужчина становился более ласковым. А когда в тарелке не осталось и крошинки, я вдруг расстроилась.
Вот идиотка…
Даже не заметила, что съела абсолютно всё. До последней крошки.
А ещё, я не заметила, как руки Давида накрыли мои бёдра и, заскользив по влажной, от этих сумасшедших пыток коже, направились в сторону промежности.
Из груди вырвался сдавленный вопль, ноги невольно раскрылись навстречу изумительным ощущениям, голова откинулась на подушки, а поясница прогнулась в изящном изгибе, когда я почувствовала властные прикосновения к клитору.
— Презираю тебя… Лживая ведьма! — резкий толчок пальцем вглубь горячего, мокрого лона. — Но хочуууу!
Связанная, лишенная любой возможности к сопротивлению, я полностью подчинилась власти Давида. Особенно, когда он начал таранить меня пальцами. Сначала одним. Потом сразу двумя.
Одной рукой — врезался вглубь лона, а второй — исступленно натирал клитор и мокрые, от запредельного возбуждения, складки, пока я не услышала характерные хлюпающие звуки.
— Какая же ты грязная и мокрая! — наращивал темп, с такой алчностью, с такой дикостью, что я готова была кончить за долю секунды. — Сучка!!!
Господи!
Взрыв! Горячий, острый, такой внезапный, что я не смогла сдержать крик!
Хоть и кусала язык, губы кусала, чтобы не порадовать изверга своим поражением.
Но тщетно.
Он только что изнасиловал меня пальцами.
А мне это, к слову, понравилось.
Я как будто вернулась в то самое время… когда мы были счастливы.
И любили… Когда мы были единым целым.
— Что, Крош-ка! Нравится? А?? Тоже так дико кончала, когда узнала, что я сдох? Когда трахалась со своим ёб*нным мужем, когда меня в тюряге забивали ногами и гасили шокерами, как какое-то безмозглое животное?!
— Нет. Не кончала! Никогда на кончала! — и плюнула в лицо, глядя глаза в глаза, в чёрные страшные зрачки, в которых плясала сама смерть.
Давид лишь расхохотался, а моё ничтожное сопротивление его просто забавляло.
Он продолжал насаживать меня на себя с резкими, хлюпающими звуками. И смотрел исподлобья, не моргая, будто резал изнутри.
Я дрожала и одичало сжимала его пальцы внутри промежности, он скалился и толкался в пульсирующие глубины до самых фаланг. А затем вдруг… ловко клацнул застежкой ремня, забросил мои ноги к себе на плечи и быстро толкнулся в обмякшую мякоть лона твёрдым, эрегированным членом.
— Бл*ять!
Возбуждение тут же потухло, когда я почувствовала сильные, резкие толчки, когда Давид, пружинистыми и скоростными рывками, начал вдалбливаться в меня на всю свою огромную длину.
— Дьявол! — выругался.
— Не надо! — задыхаясь взмолилась, когда он вдруг вышел и, освободив руки от пут, перевернул меня на бок, сунув под живот подушку.
— Молчи! — с угрозой, недовольно.
Задергалась под этим тяжелым, горячим телом, но в ответ, Давид ещё сильнее придавил меня к кровати и быстро вошёл.
Ах!
Мысленно закричала, получив острый шлепок, сначала по рукам, а после — по бедру, в наказание за попытку сопротивляться.
Впившись ногтями в упругие ягодицы, насладившись до победного и самого сильного толчка, он кончил, издав сиплый, утробный рык, откинув голову назад навалившись всей своей мощной массой на моё, такое маленькое, такое хрупкое тело.
Получив мощный оргазм, Давид черство толкнул меня в спину, вскочил с кровати, рывком надел брюки и, щёлкнув застежкой ремня, спешно покинул комнату, громко шарахнув дверью.
Но, перед тем как уйти, он бросил мне в ноги небольшую коробочку, в целлофановом пакете.
— Это противозачаточные. Принимай по одной каждый день. — Холодно приказал, пока я рыдала в подушку, дёргаясь от вынужденных судорог. — Если вдруг залетишь… ребёнка отберу. Сразу же. Даже не дам увидеть её или его лицо. Так что это будет на твоей совести.
Схватился за дверную ручку, даже не взглянув в мою сторону, как будто общался с деревенской шавкой, и добавил, словно бросил топор в спину:
