Соня была беременна.
И она потеряла ребёнка.
Моего. Ребёнка.
Точнее, не потеряла
А его убили.
Те, кто уничтожил наши с ней отношения.
* * *
— Соня! Бл*ть!
Едва успел подхватить её на руки, прежде, чем она бы голову себе разбила.
В груди нечто шарахнуло. Сильно так, адски! Набатом отдаваясь в виски.
Крепко-крепко к груди прижал, и слеза по щеке покатилась…
А она, моя девочка, любимая моя, на руках моих извивалась. От боли корчилась. Разрывалась на куски.
Именно в этот момент я, пид*рас грёбаный, чмо ебу*чее, понял!!!
Что ошибался.
Что с катушек на хрен слетел! А ведь нужно было вырубить эмоции, да мозг врубить, разобравшись во всем и сразу!
В том, зачем она бежать решила с поддельным паспортом и билетом в Китай, если так солдафона того любила??
А сейчас… когда услышал стон её жалобный и страх этот чёрный, в убитых горем глазах… Понял. Что правду она говорит.
И меня подкосило. Сам мешком бездушным на пол свалился, крепко-крепко к груди её бесчувственное и слабое тельце прижал. Молча. Закричал до крови в горле! Обнимая, покрывая солеными поцелуями её бледные щёки, жалобно моля о прощении:
— Прости, Крош-ка. Прости, девочка. Я… я…
И слова острой бритвой встряли поперёк горла.
Какие к дьяволу извинения??!
Поздно уже. Слишком поздно.
Проще убиться.
Проще самому взять и выпить того клятого яду.
Которым лично хотел из собственных рук напоить… самое дорогое в мире сокровище.
Глава 23
Давид
Я не должен был верить Крошке. Но она говорила о потери нашего ребёнка с такой болью, с таким отчаянием, что самому было больно, что самому рыдать и выть хотелось.
Её эмоции были искренними. А слёзы чистыми.
Но для полной убедительности, я решил проверить информацию, связавшись с надёжными людьми.
Так, или иначе, но я бы это сделал. Чуть позже, но сделал.
Ведь я был обязан поквитаться со следаком за все то дерьмо, которое он вылил на нас с Соней.
И на неё тоже.
Это я пойму чуть позже. Когда узнаю, что ублюдок шантажировал мою девочку.
* * *
У меня остались ещё кое-какие средства, накопленные отцом. Я решил вложить их в воистину благое дело, а не спустить на бухло от отчаяния и адской безнадеги — нанять ребят, которые без труда достали мне мразину Виктора вместе с членом в зубах, без языка, без глазниц, без кишечника.
Когда я провёл «расследование» — понял. Понял, млять, что оказался конченым уё*бком. Глухонемым, причём! Который не желал ничего слушать, видеть, знать.
Не желал заглянуть в глаза, полные слёз, полные грусти и отчаяния, моей несчастной девочки, чтобы понять, что она страдала не меньше, сука, меня!!!
Я расставил всё по порядку. Собрал в кучу пазлы неясности в одну огромную и, теперь уже, ясную картину.
Мать Сони буквально превратила жизнь моей девочки в гнилое болото. Естественно, с помощью ублюдка-трахаля. Как же я раньше не догадался, не навёл справок, что мамаша-идиотка оказалась законченной психопаткой?
Виктор шантажировал и угрожал, мать образно приковала Соню к поводку с цепями, убила нашего малыша и заставила выйти замуж за другого.
Так кто больше страдал, Давид?
Кто??
Бездушная ты скотина…
Я тоже, млять не знал! Не знааал!!! СОНЯ!
Когда моё сердце было разбито, а в венах кипела ненависть, трудно было сопротивляться надежде и вере. Сплетни надзирателей, ещё и это, бляха, письмо! Уничтожило во мне всякую человечность. Но, так или иначе, капля любви осталась. И сейчас она превратилась в нечто большее. С тех пор, как я узнал правду, эта мелкая капля превратилась в бездонный океан. Бушующий, опасный, беспощадный!
Я встал на колени, в одной руке сжимал кулон в виде сердца, в другой — ключ и, зажмурив глаза, мысленно попросил прощение у Сони.
Мы оба виноваты, маленькая.
Но я… больше.
И я готов ползать перед тобой на карачках, каждый день вымаливая пощады.
Я готов умолять тебя, чтобы ты била меня, царапала ногтями, резала ножом, плевала в лицо. Каждый божий день!
Я заслужил.
Я был не прав. Я каюсь, черт возьми! Каюсь и унижаюсь со слезами на глазах!
Прости за боль. Прости за грубость!
Даже несмотря на ненависть я понял, что не могу без тебя жить.
Я даже представить себе не могу, насколько чудовищно было больно тебе, когда ты потеряла нашего малыша.
Твою ж мать…
Как же дико я себя ненавижу!
Презираю. Проклинаю!
И не могу жить дальше.
Зная, что обидел тебя.
Мою хрупкую, мою нежную и самую-самую любимую девочку.
* * *
Психанув, начал колотить кулаками собственное отражение в зеркале.
Кровавые брызги летели в разные стороны. Кулаки стёрты до кости.
Удар за ударом. Удар за ударом!
Бью себя. Как собственного противника.
Я бью своё отражение и не знаю, кто победит.
Бросаю вызов самому себе. И вершу месть.
За свою глупость. И одержимое желание сломать, то, что люблю.
То, что по ошибке приказал внутреннему монстру ненавидеть.
* * *
У Сони начались серьезные проблемы со здоровьем. Пришлось отправить малышку в больницу. И, конечно же, в этом дерьме я виноват! Когда она через балкон голышом к сестре лазала, то… подхватила треклятую хворь.
Жить не хотелось.
Столько боли ей причинил.
Не знаю, как вынесу…
Не достоин больше её.
Попытаюсь исправить ошибки. Накажу всех сволочей до единого, что жизнь нам изувечили. И всё. Дальше… а дальше настанет моя очередь расплачиваться за ошибки. За её слёзы. За её сумасшедшую боль.
* * *
Пришлось оставить Соню на некоторое время одну, в больнице. Поскольку ребята позвонили, сообщив, что выполнили заказ.
Накрыло меня. Беспощадной лавиной. При мысли, что очень скоро увижу мразоту Виктора. На всякий случай звякнул одному надежному бойцу, чтобы за девочкой моей любимой присмотрел. Вряд ли Тоха настолько умом шарахнулся, что посмеет угрожать Соне, когда я рядом.
