Радуга исчезла. Тучи снова сгустились над городом. А через десять минут ударила очередная холодная порция ливня. Так мы прокатались практически до самой темноты. А потом я всё-таки излила ему все свои чувства, всю свою душу, по поводу наших отношений с мамой, лёжа на тёплой груди моего первого и единственного мужчины, в машине, посреди леса, в который мы случайно заехали.
Но я не смогла рассказать о самом главном.
Не хватило смелости.
И я рыдала! Рыдала до тех пор, пока у меня в глазах не полопались сосуды.
А он в ответ гладил мои волосы, целовал дрожащие руки, ладонями растирал солёные ручьи на щеках… И наверно думал, что я так убивалась из-за своих гребенных отношений с матерью.
Но нет же.
Я рыдала из-за него.
Просто потому, что боялась признаться, что знаю, какой он лжец! Какой негодяй и преступник! И… возможно убийца.
А если он просто возьмёт и сломает мне шею?
Зная его, вспыльчивого, хладнокровного зверя, думаю, так оно и будет.
Никто и никогда не узнает насколько сильно мне было плохо. Настолько грустно, паршиво, херово! Я ощущала себя самой что ни на есть сукой! Дрянью и тварью.
Вопреки всему… мне пришлось встать перед Виктором на колени.
Но лишь для того, чтобы вымолить помилование для любимого.
***
Я не могла смотреть ему в глаза. Меня раздирала совесть. Сейчас я чувствовала себя так, словно только что убила человека. Чисто гипотетически… Да! Я это сделала…
Внутри меня сражались два демона. Один утверждал, что Давид должен сесть за решётку, по всем законам, а другой… другой вопил, что я не могу с ним так поступить. Нужно всё рассказать.
Я должна была следовать здравой логике! Должна была его разлюбить!
Бандита, преступника, вора!
Но я не могу…
До сих пор не верю, что он способен на такое.
Он ведь детей на руках носил, автографы им раздавал, угощал шоколадками. И, к тому же, часто помогал деньгами бездомным. Давид занимался благотворительностью. Иногда мы с ним приезжали в кафе, делали большой заказ на тридцать-пятьдесят порций и потом развозили еду по местным подворотням.
В те минуты меня буквально распирало от чувства гордости. За своего парня.
Страшный монстр… с нежным сердцем. Боец помогал беспризорникам по простой причине — он сам когда-то был одним из них.
На драки — да. Он был способен! Но на убийство… это ведь гнусная ложь!
Оправдывала я себя.
А может быть, помогая обездоленным, чемпион постом хотел покрасоваться передо мной? Что, если его действия — лишь жалкий спектакль.
Я в край запуталась.
***
— Ты сегодня такая странная… — Давид нырнул под одеяло, бережно обернул вокруг моей талии свои богатырские ручища, притянул к себе.
Тело к телу.
Сердце к сердцу.
В этот момент я вздрогнула, когда вдруг представила, как он, этими же руками, безжалостно вспорол горло многодетному отцу во время варварского набега на ювелирный магазин.
Глаза снова утонули в слезах, а сердце, словно ошалелое, забилось где-то в районе пяток. Я лежала на самом краю кровати и смотрела в окно. Как по стеклу быстро-быстро катятся крупные дождевые капли, образуя между собой один длинный и извилистый ручей.
После прогулки мы приехали к Давиду домой. Я сказала, что очень устала, что у меня ужасно болит голова. Он отнёс меня в свою постель, уложил, укрыл одеялом и отправился на кухню за горячим шоколадом.
К кружке с ароматным напитком я так и не притронулась.
Врать было не просто. Врать было очень и очень больно.
Особенно дорогому душе человеку. Человеку, который несколько раз спасал твою шкуру. Каждое моё лживое слово резало мои внутренности не хуже разбитого стекла. И внутренне я просто тонула в этих ранах, которые кровоточили бурными ручьями, которые ныли и жгли меня изнутри, хотя снаружи картина общего физического состояния выглядела немного иначе.
***
Сегодняшним вечером мы не занимались любовью. Давид просто обнимал меня, иногда гладил, целовал… А я лежала словно мумия, чьи внутренности проели скарабеи. Ближе к полустоячий у меня поднялась температура. Любимый дал мне жаропонижающее, заодно накапал валерианки.
Ещё я заметила такую вещь — Давид не снимал с себя майку, хотя обычно ходил по дому с голым торсом. Чаще, даже в том, в чём появился на свет. Но сейчас на нём была одежда. Я начала подозревать, что он не раздавался намеренно. Чтобы не светить шрамом на груди. На том видео было очень плохо видно… Следователи специально сделали скриншот кадра, где Давида ранили в грудь, потому что пытались рассмотреть татуировку. Они не понимали, что там изображено. Но меня вдруг прострелило!
Возможно я ошибаюсь… но мне реально показалось что там, на кадрах с места страшного преступления, я увидела своё лицо. Оно не улыбалось, как раньше. Оно рыдало. Если Давид снимет майку… я очень боюсь увидеть там уродливый шрам. Который был высечен не у него не коже… а у меня. Прямо на лице.
— Солнышко… — погладил по лбу, покрытому испариной, — Два дня! Клянусь! Два дня, и мы сбежим в другой город! Ты уже выбрала куда? М? Чего желает моя девочка? Испания? Франция? Англия? А может Мальдивы? Не обещаю, что сможем там жить, но хотя бы отдохнём после такого-то стресса.
От меня он снова не услышал ни единого слова.
Лишь сдавленный, наполненный отчаяньем стон.
— Ладно, отдыхай, милая. Утро вечера мудренее.
Для меня этот вечер показался безрадостной вечностью.
***
Я не могла уснуть ни на минуту. А когда отключалась… мне все время снились кошмары. Будто я бегу по темному лесу, острые ветки режут моё тело, впиваются в кожу до самых костей, а я всё бегу и бегу, стиснув зубы от боли.
Выбегаю на поляну — а там Давид. Стоит передо мной на коленях в окружении людей в масках. Точь-в-точь таких же, что я видела на территории банка.
Они избивают его дубинками, бросают в любимого камни. На мужчине нет живого места — сплошные рваные раны, кровоточащие чёрной кровью.
Я срываю голос от вопиющего крика! Со всех ног бросаюсь на помощь! Там, среди толпы палачей в масках, вижу радостного Виктора. Он первым бросает булыжник в Давида. И попадает в голову. Любимый падает на грязную землю и его тело начинает проваливаться в землю!
— Нет! Нееет! Вы обещали! Обещали, что с ним будет всё в порядке!
— Прости, Соня! Но он это заслужил.
Буквально из ниоткуда, из-под земли, выползают змеи. Огромными километровыми кольцами, они обвиваются вокруг бездыханного тела мужчины и утаскивают его в бездну. Я истерически рыдаю, ногтям пытаюсь расцарапать тварям броню, но тщетно. А потом сама проваливаюсь в могилу и… твари окольцовывают меня тоже. Душат, давят и я чувствую, как хрустят мои позвонки, как растягивается кожа, как глаза вылазят из орбит… Я чувствую себя настолько паршиво, словно переживаю весь этот кошмар наяву.
