Она такая чистая, такая светлая, что у меня в глазах рябит и я слепну от неземной красоты моего доброго, чуткого ангела.
Господи! Как же дико я очкую замарать Крошку своей грязью.
Когда прикасаюсь. Когда даже смотрю на неё. Хоть мельком.
У меня ведь руки по самые локти в говне. Хоть его визуально и не видно. Но оно смердит так, что хоть волком вой и головой об стену ебашься, всё равно эта вонь, как клеймо на всю жизнь.
А сейчас… мои руки… ещё и в крови.
Мне пришлось сделать непростой выбор. Да и я, если честно, уже заебался вот так вот жить, «весело» поскакивая задницей на пороховой бочке, которая может рвануть в любую секунду и в тартарары разорвать нахрен полжопы.
Я сделал этот выбор!
Я выбрал её. И как бонус — честную, свободную жизнь.
Жаль, но братья не оценили мой выбор.
Я просто поставил их перед фактом: мы делаем последнее дело, а затем… наши пути расходятся.
***
До того, как встретиться с девочкой, я решил заехать к братьям, чтобы озвучить им свои важные намерения.
— Это моё последнее дело. — Выдал с порога.
До осуществления своей мечты, мне не хватало совсем чуть-чуть.
Да и я вроде как обещал братве, что этот город мы будет иметь всей нашей ордой. Вместе.
— Все же решил уйти? — отозвался Макс, делая энергичную разминку перед началом трени.
Кажется, он тоже всю ночь бухал. Видок у Буйного такой себе. Будто его полночи драли дикие бабуины.
Ещё бы! Нелегкая выдалась ночка.
А вот Димыч… этот безмозглый ширяльщик … отсыпался дома.
— Да.
Они промолчали.
— Чем займешься? — внезапно спросил Егор.
— Да похер чем. Главное, чтобы она была в безопасности. Не пропаду. Поднакопил деньжат, вскоре открою свою тренажёрку. Как и хотел когда-то.
— Думаешь такая мелочь сможет нормально вас обеспечить? А если дитё появится?
— Мне для счастья много не надо. Главное, чтобы она всегда была рядом. Не пропаду, ты же знаешь. — Прыснул в ответ, парням, скрестив бицухи на груди.
А Макс прыснул в ответ:
— Жаль, что ты такой придурок. Повелся на бабу. Она — просто очередная холеная киска, а мы, нах… мы братья. Братья на всю жизнь. Столько всего вместе пережили, прошли через херову парашу, и ты решаешь вот так вот тупо нас кинуть. Твой поступок останется на твоей совести, бро.
Ещё сильнее обхватил себя руками, чтобы сдержаться и не вмазать по рылу, а заодно и по яйцам, за оскорбление. Ибо кое-кому очко, походу, совсем не жмёт.
— Любви не существует. Есть только влечение. А эта девка… когда-нибудь ты пожалеешь.
Я держался как грёбанный удав. Но он нарочно подливал бензин в полыхающий огнивом кратор. Не хотелось квасить им морды прямо перед расставанием.
Хотелось уйти без лишних обид.
Вскоре я понял, парни были правы…
Я совершил чудовищную ошибку.
И поплатился за свою тупость сполна.
Малышка сегодня была уж очень странная. Какая-то потерянная, бледная как поганка, очень уставшая. С красными, слегка опухшими глазами и синяками, размером с приличную сливу.
Вспомню красную отметине на щеке, тогда, когда к ней домой тайком влез… безумно хочется замочить кого-то! Особенно её конченную мамашу. Которая подсела ударить собственную дочь. Взрослую, самостоятельную девушку.
Неужели тупица считает, что Соня её собственность?
Моя девочка! Завтра я заберу тебя далеко-далеко, и никто больше не посмеет причинить тебе боль! Именно поэтому малышка чуть-было не угодила под колёса тачки, когда случайно вышла на дорогу.
Девчонку нечто гложило. Она была настолько растеряна настолько несчастна, что я готов был разодрать живьём любого ублюдка, стоило бы ей только кивнуть в его сторону.
Бедолажка! Промокла до самых косточек, пришлось отогревать в машине, завернув в свою кожанку. Видать серьёзно её мамаша обидела. Если бы не успокоительные, которые я глотнул перед тем, как выйти из дому, я бы на хрен вырвал тому рукожопому гандону позвоночник, который чуть-было не сбил Соню за рулём своей консервной банки. А затем расправился бы с мамашей, и похер, что она её мать! Выдра ответила бы за каждую слезинку малышки.
Для меня мать — это сгусток прошлого. Больного, жестокого прошлого. Моя мать умерла. На моих глазах. А убил её… мой отец.
***
Как же мне было херово! Успокоительные прекращали своё действие, поэтому у меня началась адская трясучка в руках, а в крови случился всплеск азота.
И случилась эта дрянь под утро. В тот момент, когда я увидел, что Соня прочитала смс от Макса.
Твою ж мать!
Я и так был на взводе, потому что близился день последнего рейда. Вот только куда мы должны были двинуться — пока не знал. Обычно под конец «турне» мы оставляли рыбёшку покрупнее. Из-за своей паники я тупо забыл положить телефон на свою тумбочку. А она… скорей всего прочитала.
И меня прорвало, как плотину во время наводнения!
Хотя знал, что девчонка ничего не поняла, меня это конкретно выбесило.
Это всё из-за нервов. Как-то очково было на душе. Капец как хуёво!
Из-за пизд*ц какой серьёзной ошибки в нашем последнем деле.
После смерти охранника, я разучился верить в себя. Меня захлестнула ебучая паника, ебучая неуверенность! Что что-то пойдёт не так.
Странные ощущения. И они жрали меня изнутри. Как будто в душонку запихнули с сотню голодных кошек, которые своими острыми, как лезвие ногтям, резали и кромсали мой дух, превращая мою уверенность в ущербный паштет.
Глава 24
Когда мужчина ушёл… я еле-еле успела добежать до туалета.
Меня вырвало.
Бледная, на вид, как тысячелетняя мумия, я искусала губы до мяса. Не помогало даже умыванием ледяной водой. Бродила из одной комнаты в другую, из одной в другую, до треска в пальцах сжимая телефон в ожидании новостей, живьём буквально тлея от безысходности, так и не смогла расслабиться, хотя бы на миг.
Как вдруг… получила сообщение.
«Здравствуй, Сонечка. Как дела? Что делаешь?»
Это был номер Виктора.
Меня снова швырнуло в холодный озноб. Да так, что я не могла пошевелить ни руками, ни ногами, чтобы написать ответное сообщение, или чтобы доползти до кровати.
Через пять минут раздался входящий вызов.
На звонок пришлось ответить. Иначе, «новый папочка» прямо сюда пошлёт целую роту омоновцев, чтобы утащить меня за решётку.
