— Он как крыса, — зло сказала Лариса, — бежит
с тонущего корабля.
— Да, — вздохнул Блумберг и, посмотрев на Дронго,
добавил:
— А вы еще сомневаетесь — нужно ли мне исчезать.
По-моему, я и так слишком засиделся в этом башке. Вам нужен еще кто-нибудь для
беседы?
— Нет. Спасибо. Мне казалось важным узнать настроение
каждого перед столь важной операцией. Я уже сделал это. Если можно, я хотел бы
поговорить с вами наедине.
Лариса понимающе кивнула и вышла из кабинета.
— Красивая девушка, — кивнул Дронго. — У меня
к вам, Сергей Леонидович, просьба. Под жилет со взрывпакетами наденьте еще один
бронежилет.
— А это для чего?
— Не знаю. Но у меня какие-то неприятные предчувствия.
Я бы не хотел объяснять сейчас более подробно. Просто наденьте два жилета. И
никому — ни одному человеку — не говорите о втором. Он у меня в машине, я
незаметно пронесу его в дом.
— Как я влезу в свой смокинг? — проворчал
банкир. — Два жилета друг на друга, да я просто задохнусь.
— Жилет со взрывпакетами нужен только для
маскировки, — пояснил Дронго, — для публики. А бронежилет — для вашей
защиты.
— Вы все-таки думаете, что может произойти накладка?
Дронго пошел к дверям. И, уже взявшись за ручку, сказал:
— Я отвечаю за вашу жизнь, Сергей Леонидович. Давайте
сделаем так, чтобы завтра вы уже были отсюда далеко. Но живым и здоровым. И
вышел из кабинета.
Глава 7
Гости прибывали с небольшим опозданием, что укладывалось в
традиционные рамки приличия. Правда, в отличие от англичан, считавших
допустимым задержаться не более чем на несколько минут, по российским
стандартам опаздывать можно было от пяти минут и до бесконечности, ссылаясь на
плохие дороги, автомобильные заторы, неотложные дела и даже досадную забывчивость.
Приехавшие толпились в гостиной, почти не обращая внимания
на картину, висевшую на видном месте и специально освещенную дополнительными
светильниками.
Всех больше занимали светские сплетни, слухи о положении
ТРАСТ-банка и его владельца.
Прием проходил на даче, и поэтому допускалась любая форма
одежды — от официальных смокингов и роскошных вечерних нарядов до шерстяных
свитеров грубой вязки и мягких джинсов.
Дронго, находясь среди гостей, внимательно следил за
присутствующими, отмечая неестественное возбуждение Сергея Блумберга, нервное
ожидание его супруги, бледность Кузнецова; напряжение Сайда Сафарова,
неестественность улыбок Ларисы Алтуниной. Все они волновались, но больше всех
переживал внешне невозмутимый Дронго. Он уже обладал некоторой информацией по
этой семье и дому и потому с большими опасениями ждал условных выстрелов.
Иногда он выходил из гостиной к лестнице. Здесь на широком диване неподвижно и
подозрительно покорно сидел Семен Григорьевич, готовый вбежать в гостиную по
первому знаку. Игорь находился также недалеко и также с волнением ждал
условного сигнала. У дверей дома стояли сразу несколько охранников, которых
иногда проверял сам Игорь, изредка выходивший на улицу.
У профессионалов бывает ощущение надвигающейся катастрофы,
когда смертельную опасность чувствуешь всеми порами своего тела, словно
реагирующего на приближение неизвестной угрозы. В восьмом часу вечера, когда
прием был в самом разгаре, такую неосознанную опасность почувствовал и Дронго.
Он вышел из гостиной в очередной раз. Увидевший его Семен Григорьевич вскочил с
дивана.
— Уже пора? — спросил нервно.
— Нет-нет, все в порядке, — успокоил его
Дронго, — пока все в порядке.
Вы услышите, когда будете нужны. А где Игорь?
— Он вышел на улицу проверить охрану. Тоже нервничает.
— Ясно. — Дронго посмотрел на часы. До условного
времени оставалось около двадцати минут. Паша, наверное, уже забрал винтовку и
пошел к соседнему дому. Хотя еще достаточно рано. Добежать туда можно за
полторы минуты, и еще полминуты, чтобы подняться наверх, на недостроенный
второй этаж. Оттуда так удобно стрелять по террасе.
Дронго прошел в бильярдную. Не зажигая света, сел в углу,
собираясь еще раз продумать ситуацию. Подсознательно его что-то волновало, и он
всегда успокаивался, заставляя себя проанализировать ситуацию и найти уязвимое
место своего плана. Он сидел несколько минут, пока дверь не открылась и на
пороге не появился мужчина. Дронго видел только его тень. Мужчина постоял
немного, посмотрел на часы и, отступив в коридор, закрыл дверь, неслышно отойдя
от нее.
Еще через минуту дверь снова открылась. На этот раз вошедший
включил свет, и Дронго невольно прикрыл глаза.
— Что вы здесь делаете? — спросила его супруга
хозяина дома.
— Я могу задать вам тот же вопрос, если вы, конечно, не
любительница бильярда, — иронически заметил Дронго.
— Не забывайте, что это пока еще мой дом. Почему вы
сидите в темноте?
— Мне просто так нравится. Так легче думать.
— Чем больше узнаю вас, тем больше начинаю бояться. Вы
загадочны и скрытны, несмотря на внешнюю коммуникабельность. Вам никто этого не
говорил?
— К счастью, нет.
— Почему к счастью? — удивилась она.
— Всегда обидно слышать подобное от красивой женщины.
Она не удивилась.
Просто покачала головой.
— Вам не кажется, что вы несколько торопитесь,
уважаемый эксперт? — насмешливо спросила она. — Мой муж пока жив. И,
судя по тому, с какой тщательностью вы готовили на него покушение, мы будем
жить вместе достаточно долго и счастливо.
Она повернулась, чтобы выйти.
— Надеюсь, — пробормотал Дронго.
— Что? — Женщина резко повернулась к нему.
— Ничего. Просто я пожелал вам всего хорошего.
— Я начинаю вас бояться, — тихо сказала она и
вышла из комнаты.
Дронго невольно, еще раз посмотрел на часы. Нужно быть ближе
к месту событий. Он вышел из бильярдной и увидел поднимающуюся по лестнице Ларису
Алтунину. Заметив Дронго она улыбнулась и пояснила:
— Сергей Леонидович послал меня за бумагами. Он кивнул,
словно одобряя, что она выполняет это поручение. Из гостиной показался Сайд
Сафаров.
— Там все в порядке, — сообщил коротко, — уже
скоро.
— Да, — подтвердил Дронго, — теперь скоро.
В гостиной по-прежнему царило оживление. Некоторые гости
вышли на террасу. Зима в этом году сильно опаздывала: было достаточно тепло, и
здесь можно было находиться без верхней одежды, хотя и не очень долго.
Дронго посмотрел на часы. Сейчас все решится. Интересно,
куда делся Кузнецов? Кажется, это был именно он, решивший не входить в
бильярдную.
