– Куда ты? – только и придумал, что сказать толстый, глядя на друга, который, кувыркаясь, достиг автомобильной стоянки и уже лежал на спине. – Живой, что ли?
– Оооооо!
Длинный встал на четвереньки, затем облокотился на багажник старого «мерседеса», выпрямился. Сработало противоугонное устройство. Словно зуммер телефона в начальственном кабинете, взвыла сирена. Звук гулко отразился от соседнего девятиэтажного здания.
Прошло всего секунд пять, как уже хлопнуло сразу несколько балконных дверей, и трое автовладельцев выглянули на улицу. Двое из них, успокоившись, что сигнализация сработала не в их машинах, отправились спать дальше, а тот, которому принадлежал старый «мерседес», надсадно закричал:
– А ну пошли на хрен! Чего тут лазите?
– Сам на хрен пошел! – крикнул высокий.
– Живой, значит, – резюмировал толстый, осторожно спускаясь по обледеневшей лестнице.
В соседней машине лаем отозвалась собака, посаженная туда владельцем для охраны. Короче, двое – высокий и низкий – шуму наделали много, ровно столько, сколько могут наделать ночью двое пьяных мужиков.
– Пошли, ну их всех на хрен!
Владелец старого «мерседеса» стоял на балконе в трусах и майке и, невзирая на холод, дождался-таки, пока двое пьяных скроются за углом. Машина наконец успокоилась и перестала мигать фарами.
"Хорошая все-таки вещь, – подумал автолюбитель, хотя из-за новой охранной сигнализации ему почти каждую ночь приходилось вскакивать и выбегать на балкон.
То собака задерет лапу и обмочит колесо, а сигнализация сработает, то кот спрыгнет с дерева на крышу, то какие-нибудь влюбленные прижмутся к машине, а потом отпрыгнут от нее, как ошпаренные кипятком.
«Но лучше не доспать, чем лишиться собственности», – справедливо заключил автовладелец и, выкурив сигарету, вернулся в спальню, нырнул под теплое одеяло к разомлевшей от сна жене.
Пробравшись сквозь кусты, двое пьяных выбрались на тротуар к стоянке таксомотора.
– Вот же хрень, – сказал высокий и худой, – как не надо, так всегда машин навалом. Вот, помню, днем…
– Так то днем, – протянул толстый и низкий, – а теперь – мертвое время. В этом глухом районе ночью пассажиров мало, вот таксисты и тусуются в центре, а здесь никого.
Проехало такси с пассажирами. Высокий махнул рукой. В этот момент он напомнил своему толстому приятелю железнодорожный семафор.
– Ты чего машешь? Не видишь, что у него колдыри сидят, хрен остановится.
– Я бы попросил, он бы по рации кого из друзей вызвал. Сказал бы, что тут два пассажира мерзнут, мы бы и счетчик по прибытии оплатили.
– Ага, разогнался! Так они тебе и приедут!
На улице вновь стало пустынно, а от этого еще холоднее. Стоять пьяным мужикам было невмоготу, требовалось действовать. Короткий залез на скамейку и приложил ладонь ко лбу, словно рассматривал пейзаж 9 бинокль.
– Эврика! – сказал он.
– Чего?
– Кажись, тачка стоит.
– Где?
– Ты со своей близорукостью хрен увидишь.
– Хорошо, что ты дальнозоркий.
– Зато ты можешь газету без очков прочесть, а я не могу.
– Так далеко тачка-то?
– На акведуке.
– Эка ее занесло! А фонарь горит – не видишь?
– Нет, фонарь не горит, вот те крест! – и высокий, стоя на лавке, истово перекрестился, при этом чуть не потерял равновесие, и если бы короткий не схватил его за руку, он наверняка упал бы головой в грязный сугроб.
– ., твою мать .. Пойдешь, а он занят.
– Так точно занят, – сказал короткий, – наверное, привез какую-нибудь парочку, и те пошли потрахаться к речке.
– Самая погода. Хозяин собаку не выгонит, а ты говоришь – трахаться…
– Так весна ведь.
Короткий был по жизни оптимистом в отличие от своего собутыльника, который являлся отъявленным и патологическим пессимистом.
– Ладно, давай двигаться.
;
И они, обнявшись, напоминая карандаш и стирку, двинулись, пошатываясь и петляя, к акведуку. Иногда они шлепали по лужам, причем при этом их лица принимали геройское выражение.
– Хрен с ней, с водой! Мы столько с тобой на грудь взяли, никакая простуда не прицепится, никаких бацилл не размножится.
– Это ты так думаешь? – скептично заметил высокий и остановился, зажал одну ноздрю большим пальцем и ловко сморкнулся.
Вот тут-то и случилась незадача, которая едва не привела к размолвке собутыльников. Сопля, вылетев из носа, подхваченная ветром, изогнулась, как червяк, дернулась, отрываясь от родимой ноздри, и повисла на лацкане пальто у короткого.
– Да ты что, одурел? Сморкнуться аккуратно не можешь, козел!
– Прости…
– Жердь! Оглобля!
– Погоди, сейчас сниму.
И высокий попытался снять. Но это ему не удалось.
И тогда он просто-напросто размазал соплю рукавом, чем привел в ярость, причем неописуемую, своего собутыльника-коротышку. Тот затопал ножками, стал подскакивать, как мячик, размахивать кулаками.
– Да я тебе, оглобля, сейчас все зубы вышибу! Сморкнуться не можешь как следует!
– Ну чего ты ноешь, чего вопишь? Сейчас ментов набежит, повинтят. Испачкал пальто? Так, хочешь, сморкнись на меня? Вот, на, сморкайся! – и высокий, расстегнув полы пальто, развел их в Стороны. – Ну, ну, давай, сморкайся!
– Да пошел ты! Лучше я отолью.
– Только не на меня! Моча и сопли – разные материи.
– Одна и та же материя, – уже начал отходить короткий.
В темноте на льду забурлила горячая жидкость.
– Вроде один сидит, – когда до машины оставалось метров двадцать, сказал высокий. – Сидит и спит, и думать не думает, что ему деньги в руки плывут.
– Ага, – сказал короткий, застегивая молнию на куртке, – сперва меня завезет, потом тебя.
– Нет, давай иначе сделаем. Моих нет, поедем ко мне, – сказал длинный, – только в ночник заскочим, потому как дома – ни капли.
– Идет. Давай, – короткий остановился и начал считать деньги, раскладывая их на две кучки – одну для оплаты такси, другую для развлечения.
Высокий же в это время принялся свистеть, но таксист оставался недвижим.
– Да что такое!
Тогда он наклонился, взял снега, сделал снежок и бросил в автомобиль. Снежок попал в заднее стекло, но водитель остался невозмутим.
– Во спит, видал?!
