Забродов Болотову волновал и как мужчина, но в первую очередь, как интересный человек. С мужчинами у Натальи отношения складывались странные. Она была очень переборчива, и, возможно, именно эта ее черта не позволяла ей сходиться со многими, кто хотел бы иметь с ней близкие отношения. Возможно, из-за своего характера, из-за требовательности она развелась так же быстро, как и вышла замуж.
Не попадался ей в жизни достойный человек. Она в последние годы даже перестала искать такого человека, разуверившись в том, что мужчины, соответствующие ее мысленному эталону, существуют вообще. Скорее всего их нет, потому что быть не может никогда. От этого у нее на душе становилось горько. Нет, она не считала себя идеальной женщиной, была уверена, что не может быть идеальной женой. Но тем не менее, как и всякой женщине, ей хотелось «принца». Ей нужен был очень умный мужчина, который будет другом, собеседником, за плечами у которого огромный жизненный опыт, недостающий ей самой, за плечами которого она почувствует себя надежно и уверенно. Таких людей до встречи с Забродовым она не знала, с такими не доводилось встречаться.
Художники, искусствоведы, скульпторы, писатели, журналисты – люди интересные, иногда прекрасные собеседники, но ужасно ненадежные в жизненном плане. Сегодня говорит одно, завтра – другое, а послезавтра – третье. Причем то, что будет сказано завтра, напрочь войдет в противоречие тому, что говорилось вчера, но при этом под все это окажется подведена солидная философская база.
«А вот Забродов не такой. Но я его слишком мало знаю, может, и он, как все? Нет, – тут же говорила себе Болотова, – он абсолютно не такой, он словно сделан из другого теста, из другого материала».
Размышляя о Забродове, Наталья Болотова ехала в мастерскую к скульптору Хоботову. В конце концов, внутренний мир, внутренние проблемы, сердечные дела – это лишь один срез жизни. Остается работа.
Каждому человеку нужны деньги, все покупают еду, одежду. А для того чтобы деньги водились, надо работать, нравится это или нет. Надо работать постоянно, все время думать, анализировать, сочинять. И тогда статьи станут писаться сами – на автопилоте.
«Да, надо быстрее закончить материал о Хоботове, завозилась я с ним. Это странный материал, этакое большое развернутое эссе о муках творчества и о том, как рождается на свет произведение искусства».
Имелась и еще одна причина, по которой она хотела как можно быстрее написать материал о Хоботове.
Ей позвонили из Голландии, из очень солидного издания по вопросам искусства и поинтересовались, знакома ли она со скульптором Хоботовым.
– Да, я знакома с ним, – ответила Наталья.
– Не согласились ли бы вы, госпожа Болотова, написать нам большой материал о нем? Вполне возможно, что на базе этого материала будет снят документальный фильм о знаменитом русском скульпторе.
Она, естественно, поинтересовалась, как всегда в подобных случаях, кто порекомендовал ее в качестве автора. Ей ответили, что это согласовано с самим господином Хоботовым, с маэстро Хоботовым. Вот за это Болотова была благодарна скульптору и даже приготовила фразы, которые положено говорить в таких случаях. Так что дело оставалось за малым, через неделю материал будет закончен.
Вечерами она просматривала фотографии, делала выписки, занося в компьютер цитаты из высказываний великих людей, собственные рассуждения о творчестве, припоминала фразы скульптора, пыталась их анализировать и постепенно, понемногу, как большой дом из самых разных деталей, начала складываться статья.
Но в ней пока не хватало того, что Болотова называла на профессиональном жаргоне или «стержнем» или «клеем», чего-то важного, связующего, того, что накрепко соединит и цитаты, и ее рассуждения об искусстве, и высказывания Хоботова, и фотографии его последних работ, и фотографический «комикс» – как работает скульптор. Пока все это имелось лишь в виде отдельных набросков.
Она подъехала к мастерской. Захлопнула дверцу машины и с кофром в руках, на ходу поправляя пальто, приподняв воротник, потому что дул холодный ветер с колючим снегом, направилась к мастерской.
«Странно, – произнесла Болотова, – еще вчера и позавчера светило солнце, а сегодня на улице такая мерзость. Дважды чуть не врезалась, тормоза в машине уже ни к черту. Надо заехать на станцию техобслуживания, поменять накладки».
С этими мыслями она подошла к двери и перевела дыхание.
«Хоботов откроет, и надо сразу же поблагодарить его за рекомендации солидному журналу. Так и сделаю».
Она звонила в дверь довольно долго.
«Может, его нет?»
Но тут она услышала шаги, дверь распахнулась резко. Хоботов встретил ее странной улыбкой, его голова была перевязана белым махровым полотенцем, на котором проступило темное пятно крови.
– Что с вами? – вместо приветствия произнесла Болотова.
– Да так, ерунда, – безучастно махнул огромной ручищей, перепачканной засохшей глиной, скульптор. – Арматуру сгибал для каркаса, проволока ударила в лоб, будь она неладна!
– Сильно? Надо показаться врачу.
– Какой врач? – вновь махнул ручищей скульптор. – Заходи, холодно, по ногам тянет, а то простыну.
В то, что скульптор Хоботов может схватить элементарный насморк, Болотовой не верилось. Слишком уж он был силен, даже могуч. Нет, к таким людям простуда не цепляется. Это она может простудиться, распахнись пальто, выпей глоток холодной воды, а такой великан никогда не заболеет.
Хоботов переминался, затем тяжело ступая, двинулся в мастерскую. Он шел, раскачиваясь из стороны в сторону, как моряк идет по палубе застигнутого крутой волной корабля. Скульптура была накрыта мешковиной. В мастерской разбросаны комья глины с темными бурыми пятнами. Цепочка пятен тянулась и из душевой к станку.
– Что это? – спросила Болотова.
– Я же говорил тебе, ударила меня арматура. Крови много было, но уже не течет.
– Когда это произошло?
– Вскоре после того, как я посадил тебя в такси.
Кстати, нормально доехала?
– Да, да, спасибо. И еще, Леонид Антонович…
– Можно по-прежнему – просто Леонид, – Хоботов сел на подиум, сунул в рот сигарету и закурил.
– Я разбудила тебя, наверное?
– Да, разбудила. И правильно сделала.
– Кстати, а почему маэстро Хоботов работает лишь. по ночам?
– Шума нет, – спокойно сказал скульптор, – да и ночью мир выглядит немного иным.
– Но в мастерской то ничего не меняется, все как днем?
– В мастерской не меняется, а вот здесь меняется, – и Хоботов постучал пальцами по голове, – здесь все меняется.
– У вас хорошая дочь, – вспомнив про девчонку, сказала Болотова.
– Какая она хорошая? Лентяйка, бездельница.
