«Всё же придется Мину сильно побить! — пообещал я жене. — Побью “ошанку” — эту!». «Да, она заслужила», — согласилась жена.
Но прежде, на рождество привычно досталось дежурство. «Соберёмся вечером в столовой, приходите тоже. Нужно ещё доктору Розенкранцу сказать, чтобы пришёл, и вы приходите обязательно! — сказала Кокиш и лукаво добавила: — Было бы хорошо, если бы и главврач пришёл!». И как бы чувствуя, что его тоже «хотят», пришёл и Зауэр. Человек 15 собралось в столовой: кто-то пил кофе, кто-то что-то ел, кто-то просто что-то пил. Появился один из больных — попик евангелический, которого я не один раз уже исколол и загипнотизировал, но сейчас он пришёл являть своё искусство. Сел за рояль и тут же: «динь-динь, динь-динь, глинь-глинь, глинь-глинь, глёк-глёк, глёк-глёк». В общем, хорошая привычная песенка для немецких детей на рождество — «фольклоре». Затем попа немецкого убрали, а вместо него принесли две коробки немецкого вина, по три бутылки в каждой, и ещё зачем-то одну плоскую коробку с детской игрой для общего развития — с разными пластмассовыми чёртиками, гномиками и прочей нечистью.
«Дорогие друзья! — начала торжественно, как Шнауцер, но звонче, Кокиш. — Мы здесь собрались в уютной обстановке и я благодарю тех, кто пришёл! И это говорит о том, что они интересуются клиникой и её жизнью! А сейчас, я хочу всем сделать от имени руководства клиники маленькие подарочки! Вот вам, наш дорогой — доктор Розенкранц! — и старик, получив коробку с вином, расплылся в довольной улыбке, показав свои вставные челюсти. — Вот вам, доктор! Спасибо, что согласились подежурить в такой день! — и я получил «по заслугам» такую же коробку, и сделал то же, что и Розенкранц, но только со своими зубами, и тоже остался доволен. — А это вот, главному врачу — доктору Зауэру, спасибо и ему», — и Кокиш отнесла Зауэру детскую игру для недоразвитых и недорослей. Лицо у главного врача искривилось от неожиданности, как у ребёнка при детской неожиданности. «А это всем остальным!» — закончила обряд дарения Кокиш, и все остальные получили по заслугам: кто по чёртику с ёлочкой, кто по ёлочке без чёртика, а кто и по чёртику без ёлочки! Повертев игру в руках, главный врач встал и поплёлся к выходу, оставив игру на столе. «Он и этого не заслужил!» — вдогонку весело сказала Кокиш, когда Зауэр ушёл. Она осталась очень довольна своей выдумкой, в которой, конечно, поучаствовал и Шнауцер.
«А что вам дали?» — спросила Мина, догнав меня в коридоре, держа в руке одного из чёртиков с ёлочкой. «О! Как вас наградили! И я бы не отказалась от такого дара! А главному врачу, так ему и надо! Знай наших!» — сказала Мина. «Кого это наших?» — спросил я. «Ну, Кокиш и Шнауцера! Бедную Кокиш доводит эта сволочь — главный! — разъяснила Мина. — Так её жалко, такая хорошая баба! Что он никак не успокоится?! Ну ладно, побегу, пока! Счастливого дежурства! Представляете, Пусбас меня попросила на Новый Год подежурить, но я не буду, что вдруг! У нас же это праздник! А вам повезло, что сейчас дежурите, зато не будут приставать на Новый Год!».
Видя, как «легко» мы с женой работаем: много больных, много денег ему приносим и ещё иногда нас встречает в вестибюле по пути в туалет, Шнауцер подсчитал, что много денег упускает! Если бы мы работали, не выходя наружу, в том числе и в туалет, то он бы ещё больше разбогател.
«Как дела, докторэ! Усыпили уже всех больных в гипнозе, и теперь делать больше нечего?!» — назойливо, почти по-итальянски, приставал Шнауцер в вестибюле. «Шнауцер очень примитивен! — специально, признался я Кокиш, так как был не против, чтобы она передала ему моё мнение о нём. — Он, как в Советском Союзе один сатирик сказал: “Если бы к ногам каждой балерины мотор подсоединить, который бы она, танцуя, одновременно и ногой крутила, то могла бы и ток ещё вырабатывать!”» — пояснил я Кокиш мечту Шнауцера. «А вы ему скажите, — посоветовала провокаторша Кокиш, — он любит, когда ему прямо говорят». «В этом я не уверен, но скажу и не далее как сейчас!» — пообещал я Кокиш, увидев через окно у неё в кабинете, что Шнауцер на своей машине подкатил. «А, докторэ, как дела?» — по-итальянски, как он считал, поприветствовал Шнауцер, когда он на кого-то злился. «Очень хорошо, только мне надо с вами серьёзно поговорить!» — остудил я «итальянца» Шнауцера. — «Что, сейчас?!». — «Да, пока больные спят!». — «Слышишь, Силке, доктор хочет со мной поговорить. Где, у меня или у вас?». «Можно у меня», — согласился я. — «Силке, я скоро вернусь. Да, ведь, доктор?». «Я надеюсь», — пообещал я Шнауцеру. «У меня такое чувство, — начал я, — что вы не понимаете, что такое гипноз! Сколько энергии и труда это занимает, если в день до 20 больных и ещё акупунктура, и беседы! Моя мать, как и отец, родом были с Украины, нередко она его упрекала, что он мог бы дома больше помочь ей после работы, так как у него лёгкая работа — учителя! На что, он ей отвечал по-украински: — «Що такэ молотыты?! Цэ ж легко — ланцюг пидняв, ланцюг опустыв… Ланцюг пидняв, ланцюг опустыв…», — перевёл я Шнауцеру, как мог, на его родную мову. «Конечно, доктор, я понимаю», — тупо заверил Шнауцер. — «Но ваши постоянные реплики: «всех усыпили, а сами гуляете», говорят о том, что не понимаете!». — «Ах, доктор, я вижу, вы юмора не понимаете». «Очень понимаю, но ваш юмор особенный, этот юмор связан с деньгами, а тут бывает не до шуток! Больше, чем я делаю, делать я не могу, будет халтура и больные разбегутся! Сейчас больше врачей для акупунктуры, чем пациентов, и праксисы врачей не ломятся от избытка больных! То, что к нам больные ходят непросто даётся! Завоевать авторитет требуются годы, потерять его — пару дней!». «Да, конечно, я очень хорошо всё понимаю, и поэтому вас купил и очень ценю, жалко только, что вы ещё психотерапию не проводите! Вы ведь лучший психотерапевт, и клиника теряет такого психотерапевта!». «Ну вот, а вы говорите, что шутите! Только что я сказал, что вы считаете, что я могу больше делать, чем делаю, и вы опять за своё, а говорите, что понимаете!». «Вот, доктор, что меня волнует! — сказал глубокомысленно Шнауцер, слегка напрягая узкий лобик. — Если с вами, что-нибудь случится — заболеете, скажем, кто вас заменит? Я останусь без врача, ведь вас некому заменить!». — «Во-первых, я не собираюсь исчезать!». — «Но, заболеете?!». — «Тоже не собираюсь!». — «Но всё может случиться!». — «Моя жена заменит, или возьмёте из ближайшего праксиса врача для акупунктуры, их тысячи!». «Нет, этой глупости я не сделаю! Во-первых, они, как вы сами сказали, разгонят всех больных, а во-вторых, кто останется — заберут себе! Скажу вам честно, доктор, я очень не люблю, когда от кого-то завишу, я не люблю незаменимых людей!» — зловеще подчеркнул Шнауцер. — «Что же вы предлагаете?». «Чтобы вы, например, подготовили себе ассистента, любого на свой выбор, хотите — русского! Но научите его, как вы работать, делать акупунктуру! Вам же легче будет! А русские, я понял, самые лучшие врачи!». — «Чтобы они со мной сражались, и мне было не до акупунктуры и гипноза, а затем меня вытеснили?!». — «Нет, вас я не уволю, вы будете до пенсии у меня работать! Подготовьте себе замену, тогда сами могли бы психотерапией больше заниматься, или если не хотите русского, возьмите молодого немца и научите его!». — «Я не гомосексуалист!». — «Причём здесь гомосексуализм, можно и женщину!». — «У меня уже одна есть!». — «Сказали, что вы так хорошо одеваетесь! Есть у вас любовница?». — «Есть». — «Да, есть?!». — «Да, жена! Кстати, она мой лучший ассистент и работает ежедневно, и все за 300 евро!». «Ладно, доктор, вы напрасно так подумали, но об ассистенте подумайте!».
