Послушник грустно растянул губы. Лицо его озарилось иисусовской улыбкой.
— Ванечка. Ваня это.
— Какой Ваня? Тоже послушник?
— Нет, он не послушник. Он из чопа.
Градус идиотизма накалялся. Я уперся спиной в дверь. Три алкоголика, один из которых работал в психушке, выглядели более здравомыслящими, чем один блаженный недоклирик. Очень захотелось бежать, но дверь по-прежнему была заперта.
— Не бойся. — Андрей, вероятно, уловил мое состояние. — Господь нас не оставит.
— Господь благоволит сумасшедшим? — вырвалось у меня.
Я прикусил язык, но было поздно. Послушник впрочем, не расстроился. Скорее наоборот — развеселился.
— Блаженны нищие духом. Ты думаешь, я сумасшедший?
Я смолчал. Андрей снова улыбнулся.
— Не больше, чем другие, Глеб. Не больше, чем другие. Ты тоже выглядишь странно, а если учесть, что ты пришел оттуда…
— Откуда?
— Из-за стены, — пожал плечами Андрей и встал.
Я едва не попятился. Впрочем, сзади все равно была дверь.
— Не бойся. Я божий человек. К тому же, калека. Я не обижу. А другие могут. Они боятся тех, кто приходит из-за стены.
— Мне казалось, что за стеной — это здесь.
— А мне кажется, что за стеной — это с противоположной стороны стены от смотрящего.
— С той стороны все как было, только постарело на много лет. А здесь у меня мобильник починился.
— Заработал? — мгновенно оживился послушник.
— Нет, — опешил я от такого напора. — Просто экран был расколот, а теперь нет.
Андрей расслабился и снова вернулся на койку.
— И при этом, — заметил он, — сумасшедшим ты считаешь меня. Любопытно, правда? Подойди сюда.
Я поколебался. Послушник вел себя странно и говорил непонятно. Это настораживало, если не пугало. С другой стороны, что он мне сделает со своей рукой?
А если на самом деле рука не больная и это просто фиглярство?
Но ведь если так, то он уже много раз мог меня убить. Сколько я тут провалялся без сознания, а послушник ничего мне не сделал.
Кажется, у меня начинается паранойя.
Додумав до этого места, я отклеился от двери и не торопясь подошел к Андрею.
— Смотри, — кивнул он на стену с зарешеченными окнами.
Я проследил за взглядом. Стена как стена. Старая, обшарпанная. В некоторых местах покрывшаяся плесенью. От окна вниз — грязная дорожка. Такие обычно появляются там, где потихоньку, капля за каплей, протекает труба.
Внизу немного вздыбился отсыревший дощатый пол. Сверху, у оконной решетки, повисла капля.
— И что? — не понял я. — Вода камень точит? Или тут еще какая-то аллегория.
— Смотри, — повторил Андрей. — Имеющий ухо да слышит.
Говорить он больше ничего явно не собирался. И я стал таращиться на стену.
Ненавижу шарады. Не люблю, когда вместо простого ответа, выдают дурацкую загадку. Не терплю людей, которые любят этот прием. Есть в них какой-то снобизм. Мол, я познал истину, а тебе не скажу. Вот тебе вводные, сам познавай. И ведь самое главное: в девяноста девяти случаях из ста истины за этой позой никакой нет. Только дурь и самолюбование.
Ничего не происходило. Капля под решеткой уменьшилась, словно впиталась. А потом…
Крохотная капля воды сорвалась с отсыревших досок пола и юркнула по стене вверх к решетке, с такой скоростью, будто земное притяжение отменили, а вместо него включили какое-то иное, под действием которого капля не падает, а взлетает.
Я потер глаза. Капля висела возле решетки и медленно таяла, словно впитывалась или растекалась.
— Что это? — спросил я чужим хриплым голосом.
— И одним сумасшедшим в этой келье стало больше, — довольно заметил послушник. — Я бы сказал, что это Божье чудо, но не уверен в его божественности. Слежу за этим уже сутки. Вода капает вверх, Глеб. Во всяком случае, в этой точке мироздания.
Будто подтверждая его слова, новая капля сорвалась с пола и стекла по стене вверх к оконной решетке.
— Что скажешь?
— По ту сторону стены, — глухо проговорил я, — вода капает нормально. Так что странности у вас, а не у нас.
— «У нас» и «у вас» звучит, согласись, не очень здорово. Засыпали-то мы в одном мире. Общем.
— А проснулись в разных, — слова выходили одно нелепее другого и от этой нелепицы делалось жутко.
— Не уверен, — помотал бородкой послушник. — Совсем не уверен. И потом, приходившие из-за стены еще не такое рассказывали. Потому здесь, мягко говоря, не очень любят пришлых. Ваня их боится и его архаровцы тоже. Бог им судья.
Окончательно запутавшись, я помотал головой.
— За стеной все нормально…
Я осекся, вспомнив заросший вымерший город, с потрескавшимся асфальтом, ржавыми остовами машин и рваными клочьями проводов. На понятие «нормально» это не особо тянуло. Но, по крайней мере, там все было в порядке с законами физики.
— Там только город, в котором много лет не было людей, — поправился я.
— Другие говорили иначе, что подтверждает мою догадку.
Андрей замолк. Я молча сверлил его взглядом, не желая впадать в риторику и задавать вопрос, который и без того повис в воздухе.
За дверью послышалась возня. Заворочался ключ в замке.
Я повернулся на звук.
Створка распахнулась. В проеме стоял крепкий мрачный парень в потрепанной форме.
— Прочухался, — в его голосе не было вопроса. Скорее, небрежная констатация.
Андрей на появление парня среагировал странно. Подскочил с койки, как подскакивает из-за парты школяр при появлении в классе учителя.
— Это, что ли, твой непослушник Ваня? — спросил я у своего сокамерника.
Тот осторожно качнул головой. Мол, нет, и шутить не стоит. Парень отступил, освобождая проход.
— Новенький, на выход. Живо.
Тон его мне очень не понравился, но спорить я не стал. Пошел на выход. Отпустят вряд ли, но всё ближе к свободе, чем в четырех стенах.
Парень ждал.
Когда я уже был в дверях, в спину ударил вкрадчивый голос послушника Андрея:
— У каждого своя стена.
В этом ли была его догадка? Уточнить я не успел. Дверь захлопнулась, меня грубовато пихнули в спину.
— Топай.
Под конвоем я прошел по коридору и вышел на улицу. В лицо пахнуло свежестью. Воздух был прозрачен и чист, что особенно ощущалось после сырости каземата. Рядом высилась могучая монастырская стена. Красная кирпичная кладка, позеленевшая от мха и пропахшая древностью. Сквозь старые высокие деревья осторожно пробивались солнечные лучи, падали рассеянным светом. Как в детстве.
