Но этому старому сукину сыну всегда везло. Климента перевели в больничный блок. А возможностей, находясь в больничном блоке, у него было гораздо больше…
Всегда можно подкупить кого-то, подслушать, обменяться сведениями… Мне не так повезло, как ему. Мою камеру всего лишь обесточило. И больше ничего.
А я увидел Кейт перед отъездом. Едва сдержался от того, чтобы не впиться в неё жадно и неистово, потому что по её виду я понял, что Тиран не церемонился с девчонкой, а распечатал ценный клад, присвоив его себе. Су-у-ука. Обладай я хотя бы половиной его мощи, попытался сделать хоть что-то. А так был вынужден опять рассказывать сказку про братца и родственную заботу. Но не обнадежить любимую девочку я не имел права. Пусть знает, что я вытащу ее, во что бы то ни стало.
Оставалось только надеяться, что наш план сработает, как надо… Кейт отправили прочь. Корабль должны были перехватить на одном из участков системы. Самый короткий путь к перевалочному Пункту пролегал через хаотичное накопление астероидов в одном из поясов. В этом месте караван всегда растягивался больше, чем обычно. Удобно было атаковать. И одна из планет иногда использовалась в качестве площадки для посадки… Захватить корабль, вытащить Кейт и перебросить её на небольшом катере до базы, задав программу полёта.
Оставалось только надеяться и… ждать.
Климент немного задёргался, когда меня вывели из карцера и привели в медицинский блок, чтобы взять анализы крови.
«Нас могут раскрыть. Нужно немедленно убираться отсюда».
— Нет, — тихо возразил я. — Сведений о тебе не найдётся в системе. Я всё подчистил.
«Не верю в то, что удалось за короткий срок всё основательно подчистить. У тебя просто не было на это достаточно времени».
— Что ты предлагаешь?
«Пусть сначала Тиран покинет планету. Тогда можно будет действовать активнее.
Как только мы вернёмся к работе в шахты…»
— О каком возвращении к работе может идти речь? У тебя в карточке написано, что ты едва ли не на том свете…
«Подумаешь… Простая ошибка медицинского персонала. Переоценили риск жизни.
Обычное дело в стрессовом состоянии. Меня признают годным к работе в кратчайшие сроки. Не могут не признать. Я их заставлю».
Климент Грэхам активизировался, когда речь зашла о его собственной заднице. О своей дочери он беспокоился гораздо меньше. Но я мог использовать его заботу о собственной персоне себе во благо. Мне не терпелось убраться с этой мерзкой планеты, поэтому я был заранее согласен на любой план Климента.
— Ты мне так и не сказал, к чему готовиться?..
«Используем недовольство рабочих масс. Натравим чернь, организуем беспорядки.
Пошумим, как следует. Заметём следы и свалим отсюда».
Глава 39. Рэмиан
Меня не отпускает странное ощущение, выгрызающее нутро. Я то и дело срываюсь из-за досадных мелочей. И, кажется, что скоро я сверну шеи всем, кто попадается мне на пути. Происходящее кажется мне неправильным, вывернутым наизнанку.
Будто моё же оружие произвольно выстрелило в меня, вместо того, чтобы бить на поражение по другим. Чёртовы мысли о девчонке решили поселить в моей голове.
Собственно говоря, они уже там, внутри меня, и комфортно себя чувствуют. И с каждым днём они проникают всё глубже и глубже.
Отрицательный результат: не беременна. Полоснуло неприятно и в то же время радостно. Потому что я буду вынужден вновь погружаться в это бледное тело с россыпью едва заметных веснушек на узких плечах. Можно отгородиться этой мыслью и заслонить ею собственное неуёмное и совершенно безумное желание брать, пробовать на вкус, поглощать. Так как это было сегодня.
Внутри разгорается жаркий костёр, от которого до самых кончиков пальцев распространяется тепло. И будто подкидывает над поверхностью вверх, вверх, а потом со всего размаху дёргает вниз. Потому что ни хрена это не правильно.
Девчонка выглядела так, будто вот-вот помрёт. И ещё больше, чем обычно напоминала бледную тень.
Несмотря на то, что во время секса она искрила и взрывалась, как миниатюрная сверхновая звезда под моими руками. И да-а-а-а, приятно осознавать, что это всё принадлежит мне. Каждый вздох и прикус пухлых губ, чтобы из ротика не вырывались непрошеные стоны, сильная дрожь, сокращения, влага узкого лона, проливающаяся росой.
Ощущений было невероятно много. Эмоции бурлили и разливались вокруг маняще и призывно, как можно удержаться и не вобрать их в себя. Невероятно сложно заставить себя остановиться. Пьёшь, пока не чувствуешь, что ещё немного и посыплются искры из глаз, и полыхнёт ядерным взрывом.
Мердок что-то промямлил, едва держась на ногах. Девчонку оставили в медицинском отсеке. Восстанавливаться. Злость била фонтаном, прорываясь наружу. А надо было бить ей вглубь себя. Потому что для тощей Кейт событий и нагрузки оказалось слишком много. Нужно было не забывать, что девчонка залезла в сознание к ящеру и выжгла его изнутри. И сделать что-то другое, кроме того, чтобы жадно всасывать в себя энергию её поля.
Я отложил вылет до следующего дня. Недоумевающие взгляды. Сначала дал установку, обозначив крайние сроки, а затем отложил. Потому что эта тощая…
Похоже, к ней вообще не стоит прикасаться. Дышать на неё и то надо с опаской и глазеть издалека, как на экзотическую диковинку выставленную за музейным стеклом.
Это называется осторожность. О которой я ничего не знаю в таком её воплощении.
Я знаю о вкрадчивости и выжидании, когда затаиваешься на время, уличая удобный момент, чтобы отнять, растоптать, уничтожить. Но не сберечь. Я умею отбирать, выгрызать желаемое и рушить преграды, но никак не отдавать или строить.
И я никому ничем не обязан. Не должен поступаться с собой, делая что-то против собственной воли. Но почему-то выворачивает наизнанку и что-то двигается с места. Это дико неправильно, раздражает до умопомрачения.
Хочется сделать всё возможное, чтобы прекратить это аномальный сдвиг с привычный орбиты.
И вместе с тем шагнуть за грань. Что там, за ней? За невидимой полосой, которую чувствуешь всем своим существом?
Медицинский отсек подсвечивается несколькими лампами. Я отдал приказ поместить девчонку отдельно от всех остальных. Дежурный персонал услужливо распластался по стенке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Палата Кейт была погружена в полумрак. Свет погашен. Только мерное свечение экранов приборов отбрасывало голубоватые лучи на всё. Бледное лицо Кейт казалось мертвенно-белым. И если бы не тихое дыхание и бьющиеся синусоиды на экране, можно было подумать, что жизни в этом теле уже нет.
И что мне с ней делать? Я подвинул кресло к кровати, скользнув колёсами по полу палаты. Я уселся в кресло, не отрывая взгляда от лица Кейтлин. Беспокойно мечущиеся зрачки под тонкими веками и дрожащие ресницы. Пришлось постараться, чтобы почувствовать её. Раньше не составляло больших трудов дотронуться до её поля, а сейчас нужно было нырнуть вглубь и искать почти вслепую, чтобы обнаружить едва теплящееся свечение и пульсацию. Так мало. Как будто крошечный дикий зверёк, свернувшийся кольцом.
