Дагоррианские примочки. Неудивительно, что они стали редкостью и исчезающим видом. И сейчас рядом со мной спокойно и по своему желанию лежит одна из них — экзотическое блюдо, вкус которого, как это ни странно, не надоедает. Напротив, я жадно вгрызаюсь в него день ото дня, пробуя новые оттенки вкуса и смакуя их внутри себя.
Меня всё так же штормит и кидает из стороны в сторону в океане, но с каждым мгновением амплитуда колебаний уменьшается. Она видится неподвижной пульсирующей точкой, опорой шатающегося мирка. Она становится моим якорем и меня болтает, но вокруг неё. Всё ближе и ближе, пока не замираю совсем рядом, уже не различая, где — она, а где — я, настолько размыты границы наших чувств.
Не понимаю, сколько прошло часов, но её тихий голос, как шёпот далёких волн, омывал меня на протяжении всего этого времени, приводя в чувство. Мне уже намного лучше. Я могу встать и более-менее нормально функционировать. Но вставать не хочется совсем. Голос Кейтлин сейчас слышится немного иначе: словно в горле пересохло, а слюны не хватает, чтобы смочить его и говорить обыкновенно.
Она осторожно освобождает руку из моего захвата и встаёт. Больше всего хочется вцепиться в это тонкое запястье с синеватым рисунком венком под тонкой кожей.
Но я не делаю ничего. Кейтлин вертит головой из стороны в сторону, ища, чего бы выпить. Приближается к двери, к выходу из комнаты. Я не выдерживаю, посылая ей импульс:
«ОСТАНЬСЯ» и мгновением позже окрашиваю его в вопросительную интонацию.
Я предоставляю Кейтлин право выбрать самой. И вне зависимости от её следующего шага моё отношение к ней останется неизменным: больным острой одержимостью и необходимостью чувствовать её рядом с собой.
Вопрос повисает в воздухе, становящемся густым и тяжёлым, как перед грозой, пока Кейтлин медленно наполняет стакан жидкостью из графина с водой и пьёт мелкими жадными глотками. Она отгораживается от меня плотной стеной. И я впервые не хочу идти на таран, ломая преграды. Я жду, пока она отворит заслоны или, наоборот, окончательно спрячется за них.
Кейтлин ставит стакан на поверхность стола слишком резко и громко. Он выскальзывает из её ослабевших пальцев и, пошатнувшись, падает вниз, на пол, разбиваясь на множество мелких осколков. И мой привычный мир — вместе с ним.
Потому что Кейтлин быстро-быстро, словно боясь передумать, пересекает комнату и ложится рядом, устраиваясь головой на моём плече и обвив руками за торс.
— Ты всё ещё можешь уйти. Если захочешь, Кейтлин Роу.
— Молчи. И не заставляй меня жалеть о принятом решении, Рэмиан Гай, — в тон мне отвечает она.
— Тебе нужно было жалеть о нём немного раньше. Ещё там, на планете GI-51.
Теперь уже поздно шагать назад.
— Да. Потому что позади нет ничего. А будет ли что-нибудь впереди? Кроме того, что есть сейчас?
Я немного наклоняю голову, касаясь платины тонких волос щекой. Я не могу ответить на её вопрос. Моё тело омывает приятными волнами и не только нарастающего возбуждения, но чего-то другого, выключающего напрочь из реальности. Я дурею от небывалых ощущений, слишком вкусных, чтобы расстаться с ними.
Есть ли что-то сейчас или это просто эйфория после внезапно схлынувшей боли?..
Слишком хрупкое чувство, чтобы вертеть его в руках и пристально разглядывать.
Эфемерное и невозможное.
Глава 72. Кейтлин
— Помоги? — прошу я, — ты лежишь на окровавленной простыне.
Рэмиан отодвигается, словно нехотя. По ощущениям прошло больше двух или трёх часов с того момента, как я пришла к нему. По своей воле. Я скидываю в сторону постельное бельё и ещё раз поворачиваю голову Рэмиана.
— Всё в порядке, хамелеон. Я на удивление живучая тварь, — усмехается Тиран, отводя мои руки от своей головы.
Отводит, но продолжает удерживать в своих руках. Что бы он ни говорил, но лицо у него бледнее обыкновенного и под глазами залегли синеватые круги. Борьба с тяжёлой нагрузкой истощила его. Рэмиан устал, но ни за что не признается в этом. Я чувствую его почти так же хорошо, как себя. Особенно сильна его жажда, от которой и внутри меня появляется какое-то свербящее чувство. От него не избавиться, просто махнув рукой. Не получится…
Я прикрываю глаза, задерживая дыхание. Нужно принять эту необходимость в близости с ним и перестать сопротивляться, причиняя этим себе куда больше боли, чем всё остальное.
Потому что отрывать себя насильно от Рэмиана становится всё труднее. Это кажется противоестественным, кощунственным извращением над собой. И открыв глаза, понимаю, что сделала окончательный выбор. Не потому что так надо или я устала бороться.
Но потому, что я готова принять Рэмиана таким: ужасно противоречивым, резким, прячущим под показной грубостью заботу и беспокойство, одержимого и невозможно притягательного.
Я наклоняюсь над его лицом, застыв в нескольких миллиметрах от его губ. Рэмиан не делает ни одного движения мне навстречу, но и не останавливает меня.
Внезапно я замираю в нерешительности: вдруг тяга моя тяга к нему гораздо сильнее, а у него это нечто иное?.. Но ужасно хочется попробовать и узнать, так ли это.
— Я тебя поцелую, можно? — шепчу я.
Губы Рэмиана приоткрываются, выпуская звук низкого голоса, от которого внутри меня всё начинает непрерывно гудеть и дрожать.
— Только если ты сама этого хочешь.
Киваю, медленно накрывая его губы. Прижимаюсь к обжигающему источнику на мгновение и перевожу дыхание. Сердце заходится в бешеном темпе. Одного прикосновения слишком мало, наклоняюсь и вновь накрываю его губы своими.
Пробуя уже увереннее и смелее, откровеннее. Я втягиваю его губы в свой ротик по очереди, посасывая, осторожно провожу языком.
Изо рта Рэмиана вырывается глубокий стон, наполовину рык. Его пальцы зарываются в мои волосы. Он удерживает моё лицо, не давая отстраниться. Но мог бы и не цепляться за меня так сильно. Я сама уже не могу оторваться от его горячего, жадного рта. Проникаю языком, постанывая от эйфории, рождающейся на кончиках переплетённых языков. Целую его жадно и нетерпеливо, заставляю себя замедлиться, чтобы просто провести по его губам своими, и вновь срываюсь в обжигающее жерло вулкана страсти.
Внутри как будто рождается новое ослепительное солнце. Удовольствия стишком много, чтобы довольствоваться им одной, и я перехватываю потоки сияющей энергии, направляя их к Рэмиану и одновременно с этим углубляя свой поцелуй. Я проворно схватываю кончик его языка и посасываю его, зажав между зубами, настойчиво окутывая Рэмиана всего энергией своего поля.
Рэмиана начинает трясти словно в лихорадке. Он хочет прикоснуться, втянуть, попробовать, поглотить, зажать в себе, но сдерживается. Из последних сил. Тратит то немногое, что у него осталось на оборону. От меня. Глупый…
Я отрываюсь от его рта и проворно забираюсь на Рэмиана сверху, расставив ноги по обе стороны от него. Чувствую, как сильно он возбуждён. Глаза полыхают от нетерпения.
