– Да, меня уволили, – повторяю я, а еще оглядываюсь по сторонам, словно не веря своим глазам, где нахожусь и что на мне одето.
Майк решил наплевать на традиции и отправился выбирать платье вместе со мной. А мне было все равно, где я, с кем и что делаю. Мне говорили – я делала.
Ровно до этого момента. Хорошо еще, что не у алтаря опомнилась.
Майк сорвал бабочку, размял красную шею рукой. Он в гневе.
– Давно? Почему ты не сказала об этом? Ты ведь знаешь, какое у меня положение, Эмма. И что я не могу себе сейчас позволить тратиться.
– Давно, – только и ответила я.
Майк уставился на меня выпученными глазами.
– Ладно, – он провел по волосам, пытаясь успокоиться. – А контракт? Проценты от сделки? Ты ведь говорила, что успешно заключила его с теми двумя фирмами.
– Контракт так и не заключили.
– То есть никаких процентов?
– Никаких, – кивнула я.
– Ну… Это очень паршиво, крошка, – протянул он сквозь зубы.
– Знаю. Но тебя ведь взяли в тот клуб на севере? Давай отложим свадьбу до твоей первой игры в новом сезоне.
Майк отвел глаза в сторону.
– Майк, тебя ведь взяли в тот клуб на севере? – повторила я с нажимом.
– Нет, – холодно отозвался он. – Они выбрали другого, потому что это паршивый клуб. Я уже закинул удочки в два других.
– То есть все это время ты тоже сидишь без денег.
– Не дави на меня! Я надеялся, что ты поддержишь меня в этот сложный период! Как-никак мы скоро будем одной семьей! Или ты собиралась сидеть у меня на шее?!
– Что, прости?
Одуряющий сладкий запах белых лилий в стеклянном вазоне на столе кружит голову. А еще эти слова. Нереальность происходящего покрывается мелкими трещинками и хрустит под напором действительности.
Чувствую себя спящей красавицей, которая пробудилась после столетней спячки не благодаря поцелую принца, а потому что он с наглой усмешкой ткнул локтем под ребра и грубо велел просыпаться.
А Майк не утихает. Он гремит, как далекие раскаты грозы, мрачнеет, как дождевые тучи, но я с ошарашенным видом гляжу только на платье на мне и на смокинг на нем. И в очередной раз думаю, когда же это я так отключилась и ушла в себя, что даже не заметила, как до этого дошло? И самое главное я, похоже, вообще многое не замечала в отношении Майка. И это недопустимо.
– Ах вот, каков был твой план, Эмма! Или, может быть, ты закрыла сделку, но мне говоришь, что денег нет, чтобы потратить их только на себя, крошка? Скажи мне правду!
– Правду? – вспыхнула я. – Ты хочешь правду?
Правда, которая до этого момента невероятно пугала меня, теперь расправляет плечи и отряхивается, как боец перед выходом на ринг.
– Да, твою мать! Может быть, ты хочешь и мои денежки себе прибрать? А, Эмма? Давай!! – орет Майк и его шея и лицо становятся лиловыми от натуги. – Я же тебя насквозь вижу!
Вдох. Выдох. Прикрыть глаза и открыть. Время правды пришло.
За эти минуты для Майка ничего не успело измениться, для меня же изменилось все. И прежде всего, я сама. Сдержанная, замкнутая, растоптанная и уничтоженная, я вдыхаю полной грудью и ору так сильно, как будто он стоит на дне Большого Каньона и мне непременно нужно, чтобы он услышал меня.
– Хочешь правду? Пошел ты к черту, Майк! Я сплю и вижу, чтобы швырнуть тебе это кольцо в лицо. Вот она правда! Ты жалок! Вместо того чтобы строить карьеру, ты пропил свои шансы. Конечно, тебе теперь все отказывают! А ты-то и рад, ты же на мои деньги, оказывается, рассчитываешь!
Эхо крика отзывается в ушах, мое состояние сейчас напоминает долину Смерти. Пустота и испепеляющее одиночество.
Воздух обжигает легкие, я справлюсь. Я почти обрела свободу.
– По-твоему, я алкоголик?! Да? Скажи мне это в лицо!
Смотрю на Майка, но он как будто на другом конце земного шара.
– Ты алкоголик, – говорю я тихо.
– Так я и знал! – взревел он. – Прибрала бы к рукам мои призовые, а потом подала бы на развод, рассказывая суду сказочки о том, как я бухаю по-черному!
– Сказочки? А кто тебя в луже собственной рвоты нашел? Тебя ведь с трудом откачали! Док сказал, что у тебя вместо крови – спирт.
– Я прошу вас покинуть наше заведение, – спокойно сказала администратор. – Иначе мы будем вынуждены обратиться в полицию.
– Ну и прекрасно! Мне вообще здесь не место! – я развернулась и пошла к выходу.
Обычная дверь для меня – больше, чем дверь. Это свобода. Легкие горят, нужно только пересечь эту пустыню выжженных эмоций. И дальше будет легче, дальше можно снова собрать себя по осколкам.
– Мисс! – зовет меня администратор. – МИСС!
Никто не вправе останавливать меня сейчас. Прошлое, как болото, остановлюсь и затянет.
– Да идите вы все к черту! – кричу я, хлопая дверью.
– Уймись, чертова истеричка! – кричит где-то позади Майк.
Вот она – улица к новой жизни. Нужно бежать отсюда, но тут Майк хватает меня за руку.
– Вернись в магазин! – рычит он.
– Знаешь что, Майк? Все кончено! Боже мой, наконец-то! ВСЕ КОНЧЕНО, МАЙК! – проорала я.
Кольцо полетело ему в грудь. Отскочило и запрыгало по тротуару.
– Добби свободен! – заорала я, показывая Майку сразу два средних пальца.
Голова шла кругом от счастья. Я не чувствовала под собой ног. Сердце билось в груди, как сумасшедшее, пока быстрым шагом я шла вперед, не разбирая дороги. Воздух обжигал глотку. Чувствовала себя куколкой, которая наконец покинула тесный кокон и расправила крылья.
Я смогу. Справлюсь.
И черт возьми, я верну своих боссов. Теперь-то уж точно.
Через два квартала меня нагнала полиция. Это было ошибкой уходить из салона в свадебном платье.
Глава 22: Эмма
– Еще раз. Откуда ты звонишь, детка?
Из допотопного черного телефона голос Сары звучал с хриплыми помехами, но я все равно чувствовала, что она с трудом сдерживает смех.
Мне вот было не до смеха.
– Из полицейского участка, – тихо ответила я. В пустом коридоре даже такая речь казалась громоподобной. – "Вы имеете право на один звонок", помнишь? Вот я тебе и звоню.
Остановившие меня на улице офицеры сказали, что я должна вернуть в салон платье, иначе меня арестуют за кражу. А у меня только раскрылись крылья за спиной, и я хотела летать. Чертово состояние аффекта. Так что возвращать я ничего не собиралась, поэтому решила отдать полицейским платье, пусть сами вернут в салон, если им так надо.
Кое-как расправившись с креплениями, я швырнула платье прямо на тротуар, оставшись в одном нижнем белье.
