Я привстал, рассмотрел треснувший и помятый пластиковый шлем, который когда-то снял с полковника Черепа, и нацепил обратно на голову. Сознание после удара по голове постепенно прояснялось, я рвался снова идти в бой. Но тут вдруг обратил внимание на недавние слова Кристины, что-то было в них интересное. То, что могло помочь. Я ухватился за ускользающую мысль.
– Кристи, почему ты думаешь, что без меня все погибнут? – поинтересовался я.
– Потому что ты для всех авторитетный руководитель, который не может ошибаться. Мои девчонки и парни из второго отряда верят тебе без малейшего сомнения.
Кристина понизила голос до шёпота и продолжила:
– Они же не присутствовали на совещании руководителей перед вылазкой в Кимры, и потому до сих пор убеждены, что именно таков наш план – найти в городе противника и вступить в бой. До сих пор никто из наших стрелков не догадался, в какую глубокую задницу мы попали. Все бойцы по-прежнему считают, что всё идёт строго по плану.
Мысль мелькнула, ускользая, но я сумел ухватить её. Идея выглядела бредовой, но попытаться стоило. Я взял рацию и, сдерживая болезненную улыбку, произнёс твёрдым голосом:
– Это Беглец. Первая часть операции прошла успешно. Мы нашли «кимринских» и связали их боем. Фурия, передай Дубне, что вся техника противника с аэродрома выведена, мы стянули на себя и всю охрану. Наши союзники могут, как и договаривались, без помех занимать аэродром Борки. Мы же постараемся стянуть на себя как можно больше врагов.
– Эээ… Поняла тебя, Беглец, – после нескольких секунд промедления ответила Лиза Святова. – Уточни силы противника. Сколько вы уже стянули и куда?
– Мы прочно засели в здании второй гимназии города Кимры. Противника… – я прислушался к тому, что подсказывала мне Кристина, – около ста человек. Они пригнали четыре бронетранспортёра и три грузовика с живой силой. Один из бронетранспортёров мы уже уничтожили. С нашей стороны потерь нет. У противника убито примерно пятнадцать-двадцать человек.
– Поняла тебя, Беглец. Продолжайте придерживаться утверждённого плана. По возможности стяните на себя как можно больше противников. Через час мы выдвигаем основную ударную группу.
Я убрал рацию и проговорил удивлённой Кристине:
– Надеюсь, противники нас по-прежнему слушают. Думаю, теперь после перехваченного разговора они должны заволноваться. Если нам повезёт, враги отведут часть солдат обратно на юг. А если нам совсем повезёт, то они снимут окружение и отойдут от школы, чтобы отразить ожидаемую атаку «основных сил».
* * *
Однако время шло, а никаких изменений в положении группы не происходило. Противник по-прежнему плотно держал кольцо блокады вокруг осаждённой школы. Я вынужден был признать, что блеф провалился.
За окном незаметно стемнело. «Кимринские» попытались подсвечивать здание школы из установленных на крышах двух соседних домов прожекторов, но Бухарь быстро сумел погасить слепящий свет. Ситуация выглядела тупиковой – взять штурмом здание школы без больших потерь противник не мог, однако и покинуть школу нам не давал. Опять, в который уже раз за последние часы, громко заговорил мегафон откуда-то со стороны улицы Челюскинцев:
– Солдаты Полигона, ваше положение безнадёжно. Вы окружены, ваши боеприпасы на исходе. Рано или поздно вы будете уничтожены. Мы предлагаем вам сложить оружие и гарантируем при этом сохранение жизни.
В наступившей после этой речи хрупкой тишине удалось расслышать, как руганью и криками офицеры противника пытались воодушевить солдат. Получалось у них плохо – солдаты видели сгоревший бронетранспортёр и безжизненные тела на асфальте, а потому не стремились повторять судьбу погибших. Но крики и угрозы всё же постепенно делали своё дело.
– Опять поползли! – заметил лежащий у дыры в кирпичной стене Бухарь.
– Вижу, – подтвердил я, рассматривая обстановку через узкую щель между двумя приставленными к окну шкафами. – Но атака с улицы – это только отвлекающий манёвр. Там бойцов совсем немного, и они боятся вылезать на открытое пространство. Меня больше тревожат те, что накапливаются в противоположном корпусе гимназии. Наверное, опять попробуют прорваться напрямую по соединяющему здания коридору.
Предыдущую подобную атаку удалось остановить, забросав узкий коридор между корпусами ручными гранатами. В ответ с улицы через разбитые окна прилетели шашки с едким слезоточивым газом, и мне с бойцами пришлось отступить на второй этаж. Противник сумел этим воспользоваться, и небольшая группа бойцов в противогазах сумела прорваться с улицы и укрыться на первом этаже школы. Пока таких было совсем немного, всего человека три-четыре, но они простреливали лестницу и не давали защитникам спуститься обратно вниз. Положение выглядело очень тяжёлым, но я старался не подавать виду. Бойцы – и девушки, и парни – видели во мне своего лидера, поэтому я не имел права предаваться унынию и продолжал чётким спокойным голосом руководить обороной:
– Кристи, убери девчонок из углового кабинета биологии. Если опять начнёт стрелять БТР со стороны Колхозной, то в том кабинете будет опаснее всего. Путь девчонки, не вставая, проползут по полу до кабинета истории и укроются там. Бухарь, два человека должны постоянно следить за улицей – если оттуда сунутся, пусть твои парни не ждут команды, как в прошлый раз, а сразу запускают в небо очередную сигнальную ракету. Надеюсь, это вызовет корабль пришельцев и остановит противника на какое-то время. Трое остальных пусть идут за мной к лестнице. Мы попытаемся спуститься и очистить первый этаж. Если это не удастся, то хотя бы сумеем держать оттуда выход из коридора. Ты же сам с пулемётом держи окна вдоль коридора, сейчас оттуда должны полезть.
По окнам школы хлестнул крупнокалиберный пулемёт, я вжался в пол, пережидая обстрел. Больше всего меня раздражали эти три бронетранспортёра, которые издалека со стороны улицы Челюскинцев и Колхозной прицельно обстреливали окна второго этажа гимназии. Сделать с ними ничего не получилось – все выпущенные реактивные гранаты ушли мимо целей. Теперь на весь мой отряд оставалась только одна противотанковая граната к РПГ, её следовало беречь и использовать только в том случае, если бронетехника подойдёт совсем близко и окажется на дистанции уверенного поражения.
Вернулась Кристина. Сообщила, что у Насти Ивановой отлетевшей от оконной рамы щепкой насквозь пробило щеку, обильно течёт кровь. Девушки уже оказывают пострадавшей помощь, но Настя ревёт и волнуется, что шрам останется на всю жизнь и испортит ей лицо. Бухарь усмехнулся:
– Девчонка, что с её взять… Был бы парень, так только обрадовался бы – шрамы украшают мужчин. У меня вон у Кирилла ещё в середине дня пуля в плече застряла, и ничего, не ноет парень. А у Васьки половину уха оторвало, но тоже держится молодцом.
Пока что нам везло, и в отряде никто не погиб, хотя в той или иной степени совсем уж не пораненных бойцов не оставалось. Были очень опасные моменты, после которых защитникам гимназии лишь чудом удавалось избежать смерти. Настоящий шок я испытал, когда один из солдат противника успел подхватить брошенную Кристиной в коридор между корпусами гранату и отшвырнул обратно. Граната тогда ударилась в узкий карниз над дверью и, вместо того чтобы уложить на месте с полдюжины солдат Полигона вместе со мной, отлетела обратно в коридор и взорвалась там. Да и моё собственное пустяковое ранение в самом начале боя тоже можно следовало относить к разряду «повезло». Крепкий пластиковый шлем гарантированно держит только пистолетные пули, но не предназначен для отражения винтовочных или автоматных. Но ведь отразил! Тем не менее у меня всё сильнее появлялась уверенность, что всё наше везение рано или позже закончится. Следовало срочно что-то предпринимать, чтобы не погибнуть тут в здании гимназии, превратившемся в смертельную ловушку.
