– Фурия, пусть он войдёт, – разрешил я, спуская затёкшие ноги на пол и распрямляя ноющую спину.
Лиза тут же отступила на шаг в сторону, пропуская пленного. Тот зашёл в комнату и, указав рукой на едва посветлевшее небо, предложил поторапливаться с отправкой лодки на противоположный берег. Делать нечего, раз обещал, пришлось выполнять. Я вышел в школьный коридор и приказал охранникам будить пленных. Пока они собирались, на обычном тетрадном листе в клеточку я написал короткое послание для руководителей Военного Совета Кимр. В письме я описал бессмысленность продолжения войны после подрыва единственного связывавшего воюющие стороны моста и предложил подписать мирный договор, установив границы по реке. Поставил на исписанном листке дату, свою подпись и должность «Руководитель Полигона».
Я дал капитану возможность ознакомиться с посланием и получил согласие. Егоров убрал сложенный вчетверо лист в нагрудный карман и ушёл к своим людям. Через двадцать минут конвоируемая вооруженными автоматами девушками толпа пленных вышла к берегу Волги к небольшому причалу. Было очень холодно, медленная речная вода казалась чёрной. Седой капитан сам отстегнул ближайшую лодку от цепи, взял протянутые ему вёсла и собирался уже отплывать.
– Егоров, а почему ты спасаешься первым? – задал своему начальнику вопрос пожилой мужчина с перевязанной бинтами головой. – Ты же вроде капитан, пусть и не морской. Так что ты должен последним спасаться.
Капитан смутился и безропотно отдал вёсла этому старику. Ему же Егоров передал и сложенное послание, а на ухо прошептал какие-то устные распоряжения.
– Мне нужен ещё один человек в лодку, – потребовал старик. – Пусть всё время машет куском белой ткани, пока я буду грести. Чтобы дозорные случайно не приняли нас за шпионов.
Капитан Егоров выбрал в спутники посланнику маленькую девочку лет десяти – самую младшую из всех пленных. Бестия со своими девчонками оттолкнули лодку от берега, и бойкий старик направил её к противоположному берегу. Грёб он уверенно и сильно, явно имея большой опыт в этом деле. Уже через минуту лодка оказалась на середине реки. Но даже с такого расстояния я хорошо различал белый платок, которым непрерывно размахивала маленькая девчонка.
Тем неожиданнее стало случившееся. На противоположном берегу полыхнула маленькая точка, и через несколько мгновений лодка с двумя парламентёрами скрылась в яркой вспышке. Через секунду до всех находящихся на берегу докатился звук далёкого взрыва. Как мы ни всматривались потом в тёмную воду, но так и не заметили на поверхности ни выживших, ни обломков лодки.
Капитан Егоров прокричал в сторону противоположного берега длинную тираду сплошь из непечатных слов. Потом развернулся в мою сторону, причём я заметил слёзы на глазах этого седого человека. Капитан проговорил с горечью в голосе:
– Думаю, вторую лодку посылать не требуется. Не нужно больше гробить людей. И так ответ предельно ясен – там не хотят мира и не станут вести переговоры. Ублюдки! Мало им того, что бросили нас на другом берегу Волги, так ещё и вернуться не позволяют…
– Можно переговорить по рации, – предложил я, но в ответ капитан лишь зло усмехнулся:
– Издеваешься? Думаешь, я не пробовал? Коды давно сменили, так что они нас не услышат, хоть сутки напролёт взывать в эфире! К тому же радиоузел остался на этом берегу вместе со всем оборудованием. Большая часть обслуживающего персонала радиоузла тут же среди пленных. Никто же всерьёз не думал, что восточную часть города придётся сдать. Так что эфир в Кимрах больше не прослушивают – некому и нечем, всё тут осталось.
Это была важная информация – радиоузел остался тут вместе со связистами. Столь ценный трофей стоило использовать в полной мере на благо Полигона.
– Сможешь восстановить работу этой станции? – напрямую спросил я седого капитана.
– Я вроде не переходил на вашу сторону, – напомнил военный, развернулся и долго задумчиво разглядывал очертания противоположного берега.
Потом всё же закончил прерванный разговор:
– Буду откровенен с тобой, Виктор. После того, как руководители Военного Совета так подло поступили со мной и моими людьми, я уже не вижу себя вместе с ними. Да и случись мне и моим людям вернуться, к нам уже будут относиться с подозрением, как к потенциальным шпионам. Зная этих параноиков, не исключу, что нас сразу же расстреляют просто из недоверия. Но тем не менее перейти на службу к противнику я не могу, это будет против офицерской чести и против всех моих жизненных принципов. Да и, честно говоря, я полный баран в радиотехнике и всех этих мудрёных аппаратах, которые установлены в помещениях центра связи, так что пользы от меня не будет.
– Я нисколько не собирался ущемлять твою честь, капитан. В моих планах оставить твоих людей тут в восточной части города, чтобы обеспечить работу центра связи и его охрану. У них будет в достаточном количестве оружие, продовольствие и топливо. Восточные Кимры станут фактически независимым поселением, но в случае внешней угрозы мои бойцы быстро придут на помощь. Собственно, именно тебя, капитан, я и видел в роли лидера местных поселенцев – твои люди тебя давно знают и доверяют. Надеюсь, такое предложение не ущемляет твоей офицерской чести?
Капитан Егоров думал минуты три. А потом согласился, выдвинув единственное условие – его люди ни при каких условиях не должны участвовать в войне Полигона против западной части Кимры. Это было приемлемо, и мы с капитаном пожали друг другу руки.
Полигон. Соседи и дипломатия
Весь день я провёл в восточной части посёлка Кимры. Знакомился с новыми людьми, осмотрел здание радиостанции и линию укреплений у восточной дороги. Оценил солидный автопарк – в бывшем автобусном депо хранились не менее двух сотен пригодных к эксплуатации легковых автомобилей и разнообразной техники – грузовиков, автоцистерн, тягачей, автокранов, бульдозеров. Всё это хозяйство теперь принадлежало Полигону. По крайней мере, капитан Егоров и четыре десятка его подчинённых не высказали претензий на это добро.
Егоров вообще вёл себя на удивление смирно. Возможно, причиной стала его утренняя перепалка с Коловановым. Егоров опять по какому-то поводу упомянул свою офицерскую честь, на что был резко осажен одноногим. Сильвер указывал рукой на ряды свежих могил и кричал, что в них лежат совсем юные девчонки и мальчишки, которых лично Егоров кинул наступать по ровной как стол спортивной площадке прямо под пулемёты. Одноглазый и одноногий капитан вошёл в раж и в сплошь нецензурных выражениях корил собеседника за какую-то израненную девчонку-малолетку из числа «кимринских», которая во время штурма потеряла ногу при взрыве гранаты и сейчас находилась на Полигоне в операционной, где Татьяна Хмельницкая с ассистентами пытались спасти малышке жизнь.
– И какой ты офицер, когда отсиживался за спинами детей в безопасном укрытии?!
– Да откуда ты вообще можешь знать, где я был во время боя? – Егоров тоже перешёл на крик. – Ты-то сам примчался к самому концу сражения, да ещё и внутри БМП, прекрасно зная, что у меня с этими малолетками просто не имелось никаких средств к уничтожению бронетехники! Всю грязную работу за тебя делали такие же девчонки, какие сражались и у меня!
