– Вы напоминаете мне одну мою знакомую, – проговорил я, не став отвечать на последний провокационный вопрос. – Её зовут Фурия, возможно, вы даже слышали о ней. Так вот, для этой девушки всё человечество чётко поделено на две части. Первая – её подруги, ради которых Фурия готова без всякой жалости зубами рвать глотки. Вторая – весь остальной мир, который ей совершенно не важен. Ради блага первой части она без малейших угрызений совести пожертвует второй. С Фурией крайне трудно вести разговор, она так же, как и вы, использует всевозможные техники манипулирования.
Собеседница на том конце линии расхохоталась.
– Неужели настолько заметно? Поверьте, это я не специально, просто работа у меня до кризиса была такой, да и после нескольких месяцев работы с паствой уже в привычку вошло. А Фурия мне действительно знакома, мои люди неоднократно докладывали о таком позывном. Моя разведка сообщила также, что именно девицы отряда Фурии стояли за прекращением работы радиоцентра в Северном.
– Этот центр заглушал нашу передачу! Он не давал нам возможности предупредить людей об опасности!
– Молодой человек, вы опять мыслите узко и однобоко. В вашем маленьком мирке уничтожение радиоцентра благо, вы герой и всё такое. А между тем в этом центре по крупинкам со всего мира собиралась информация о пришельцах, их структуре, характеристиках боевых кораблей, их слабостях и способах уничтожения. Там проводились уникальные эксперименты! Именно в радиоцентре ковалось оружие будущей победы человечества над инопланетными захватчиками. А ваши вандалы разрушили бесценное оборудование и остановили критически важные для всего человечества исследования!
Я замер, так и не успев возразить. Помолчал ненадолго, а потом заявил безапелляционно:
– Мне нужны результаты этих исследований!
По-видимому, от наглости такого заявления собеседница даже временно потеряла дар речи. Я же продолжил:
– У вас сохранились нужные данные, я в этом уверен! Взрыв в радиоцентре случился, когда вы уже готовились заканчивать эксперименты, эвакуировать ценный персонал и консервировать оборудование. К тому же мы взорвали только отдельно стоящую трансформаторную будку, а не рабочие корпуса. Я готов поспорить, что собранные данные нисколько не пострадали, да и наверняка критически важную информацию вы копировали на разных носителях. Поскольку вы собираетесь много лет сидеть под землёй, ценная информация для человечества будет потеряна надолго, возможно даже навсегда. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Поэтому слушайте мои условия – вы передадите Полигону копии всех материалов о пришельцах в полном объёме, мы же постараемся использовать ценную информацию против нашего общего врага. Кроме этого, вы беспрепятственно отпустите из подземного города всех людей, которые пожелают покинуть его. Вместо них вы сможете набрать ровно столько же людей с поверхности. Если же эти условия будут отвергнуты, я вам клянусь, что…
– Не нужно, – прервала меня собеседница. – Это справедливые условия для подземного города. Я согласна. Завтра ровно в полдень мы откроем ворота и передадим представителям Полигона диски с информацией и даже кое-какие рабочие образцы собранных нашими специалистами устройств. После этого состоится обмен людьми. Обещаю, мы никого не станем удерживать против воли. Но также официально заявляю, что мы не впустим в город людей сверх положенного лимита. Ваша задача – обеспечить порядок и составить списки для обмена, чтобы не повторились трагические события вчерашнего вечера.
* * *
На Полигон я явился, просто не чуя под собой ног от усталости. Покидал Талдом я уже глубокой ночью, когда в городе наступило хрупкое перемирие. Жители подземного города предоставили списки обитателей убежища, и оставшиеся на поверхности люди выискивали в этих списках своих пропавших без вести родственников. В свою очередь, не попавшие в число счастливых обладателей мест в убежище тоже составляли свои собственные списки, указывая в них свои полезные умения и профессии. По-хорошему я был бы рад принять их всех на Полигоне, если бы не одно «но» – Константа сообщил, что подземный бункер уже до отказа забит беженцами. Даже в самых последних, вскрытых только сегодня помещениях нижнего уровня, где ещё по колено стояла тухлая вода с грязью, и то уже ставили койки. Константин Иванович с полной ответственностью заявлял, что максимум, который ещё можно впихнуть – человек сорок, не больше.
Примерно такая же ситуация сложилась в Конаково и Дубне, да и Егоров уже заявил, что набор людей в восточной части посёлка Кимры закрыт. А между тем беженцы, слыша по радио сообщение о смертельной опасности и скором отравлении поверхности, всё шли и шли с сотен разных посёлков и деревень.
Я чувствовал, что попал в ловушку своей доброты и сам оказался на месте Великого Пророка. Необходимо было что-то срочно предпринимать, или получить бунт доведённых до отчаяния людей. Кое-какие мысли на этот счёт у меня имелись, однако все варианты требовали времени на подготовку, а вот времени-то как раз и не имелось вовсе.
Открыв двери своей комнаты, я расплылся в улыбке, несмотря на всю накопившуюся усталость – на моём столике дымились тарелки с горячим ужином, а Лиза Святова с довольным видом, по-турецки сложив ноги, сидела на притащенном откуда-то мягком кресле.
– Имею право! – сразу же заявила девчонка, неверно истолковав моё замешательство.
– Да я и не спорю, сам рад видеть тебя тут, – усмехнулся я. – Просто я не один сегодня…
Я отступил на шаг, приглашая войти в комнату маленькую худенькую девочку лет пяти. Огромные испуганные глаза, заплетённые в жиденькие косички русые волосы, осенняя розовая курточка и сапожки с изображением принцесс из мультфильмов, руки девчушки судорожно сжимают большого несколько потрёпанного плюшевого Кроша из «Смешариков».
– Заходи, Олеся, не бойся. Эту тётю зовут Лиза, она добрая.
– Да какая я тётя?! Я же всего лет на восемь старше её! – возмутилась Фурия, но потом всё же заулыбалась и помогла ребёнку снять сапоги и повесить куртку на вешалку.
Ужин проходил несколько нервно – голодная девочка не столько ела, сколько таращилась на свою соседку. Временами Лиза порывалась разговорить малышку или пыталась рассказать мне о событиях на берегу Волги, но каждый раз неожиданно смущалась и сбивалась под напряжённым взглядом молчащей маленькой девочки. Когда дитё стало клевать носом от усталости, я помог ей переодеться в пушистую пижаму и сводил в уборную. На любые попытки Лизы помочь ей девочка испуганно сжималась, словно её собираются ударить.
– Кто она и почему всё время молчит? – поинтересовалась Фурия, когда малышка наконец-то уснула, прижав к себе плюшевую игрушку.
– Её отец просил позаботиться о дочери, если сам не выживет. Он предупреждал меня, что Олеся молчаливая… – несколько рассеянно ответил я. – Нашёл её всеми забытую в шкафу покинутого жильцами дома. Старуха, которой поручили следить за этим ребёнком, сбежала из города или погибла. Судя по всему, девочка просидела в шкафу несколько дней, лишь изредка выходя попить из наполняемого дождевой водой бочонка. Неудивительно, что она замкнулась в себе и всего боится.
