Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы! [14]
На этом долго держался. Потом и это пропало. Очень хотел он все забыть, но не вышло, захотел умереть, но не смог, да и теперь не может. Единственное, что получилось – заснуть, провалиться в сон со сновидениями о былом. И смотрит он эти сны веками, а мир между тем сам по себе развивается. А ему уже неинтересно, как и что в нем происходит. Вот представь, Крошка, такое: смотрит этот ангел, Люцифером его зовут, мне в глаза и просит меня, малолетнего, помочь ему. Что просит, сложно понять: то ли отпустить его, то ли жизнь его бессмертную прервать. Нет ему воли, нет выхода из бессмертия. И хочет он умереть, а не может. И молит он меня об этом, но не верит, что умрет. Не верит в возможность смерти своей. И увидел я, что, где-то в глубине, горит надежда, что все-таки есть выход, но не замечает он его. А если и замечает, то очень сомневается, что этот выход реален. Изменить его ситуацию может только осуществление пророчества. Какое это пророчество, я не понял, не мог он рассказать, видимо, выше его сил такое откровение.
Котигорошек сидел, опустив голову, и видно было, что разговор для него невероятно тяжел.
– Ой, Крошка, сложно это так, непонятно и невероятно. Страшно. За то время, что я в его глаза смотрел, думал, что душа моя умрет от ужаса увиденного и прочувствованного отчаяния. Просит он меня о помощи, только не понимаю, как помочь. Смотрит на меня, а душа моя так и хочет сбежать, но не может. Привязана к его взгляду. А потом закрыл он глаза свои жуткие и отпустил меня. Хорошо, что отпустил. Говорю – ничего никогда не боялся я, Крошка. А тут испугался темноты и отчаяния, живущих в нем, таком удивительно красивом. Вот и повзрослел вмиг от знаний этих, не просто повзрослел, а постарел, Крошечка. Многие знания – многие печали, так и есть. Как же я все забыть хочу! Только не знаю, как. Одно утешает, что не бессмертный, вдруг получится со временем позабыть многое: не может простой человек с таким жить.
Мы сидели молча. Я взяла Котигорошка за руку. Сначала было желание, как раньше, погладить его по голове, только как такого погладишь, как утешишь? Он смотрел в глаза того, кого у нас называют диаволом. Помню, как боялись даже имя его произносить мои названные сестрички. А теперь этот диавол хочет непонятно что от Котигорошка. Просит то ли убить его, то ли освободить. А что с миром Подземья при этом будет? Он-то про мир ничего Коте не сказал. Безразличен ему мир, только о себе думает. Непонятно. Надо разбираться с этим пророчеством. Только как нам дальше быть? Принцессу-то искать надо.
– Котя, давай ты пока выкинешь этого ангела из головы. Нам надо принцессу искать. Булаву твою тоже найти надо, да еще сил набраться, чтобы ее поднять. А потом уразуметь, как с этим Вовсом себя вести и что дальше делать. Поэтому думай, Котя, думай, ты у нас теперь тоже думать научен.
– Я бы, Крошка, еще чего-нибудь поел да отдохнул малость. Интересно, этот Вовс долго с девушкой общаться будет? Скоро его ждать?
– Кажется мне, они долго беседовать будут. Есть им, о чем поговорить.
– Тогда я отдохну. Если что – буди.
Жиль и Вовс
Я очнулась от того, что кто-то, не отрываясь, смотрел на меня и нежно гладил по руке. Открыла глаза и ойкнула. Вовс сидел рядом и улыбался так, что мне стало не по себе.
– Наконец, мы вместе. И теперь я никуда тебя не отпущу, – прямо так, без всякого предисловия, начал самоуверенно.
А я не знала, как себя вести. Когда на тебя так смотрят и собственнически протягивают руки, становится как-то неуютно. Может год назад я бы, не задумываясь, бросилась в его объятья, а сейчас? В сознании метались мысли о непонятности происходящего на моем уровне. Вспомнилась неделя в подвале и вероятность полного выгорания. Все это тяжелым камнем лежало и требовало ответа: что есть правда. И, как всегда, есть ли она вообще.
Вовс же, увидев мою растерянность, сразу насторожился и задал резонный вопрос:
– Ты мне не рада? Ты не рада меня видеть, Жиль?
Я вскочила с лежанки, выдернула руку, поправила платье, села, выпрямила спину и решительно настроилась на серьезный разговор. И начала свою обвинительную речь:
– Вовс, мы не виделись около года. Я ничего не знаю. Вокруг меня что-то закручивается, что-то происходит, в чем я не могу разобраться. Меня неделю продержали в подвале и, кажется, это привело к нехорошим последствиям. Еще надо проверить. Я не понимаю твоей роли во всем этом. А ты хочешь, чтобы я бросилась тебе на шею после того, что увидела и пережила?
– Знаешь, если бы мне сказали, что ты ограбила банк, и привели кучу доказательств, я не поверил бы и не перестал тебе доверять. А ты даже не усомнилась в моей непричастности к твоему похищению.
– А что, я не должна доверять своим глазам? Меня с девочкой из другого мира, как преступников, привели к тебе на допрос. Ты сидел с видом руководителя этого безобразия и снисходительно давал указания. Что я должна подумать? Год от тебя не поступало никаких известий. Ни письма, ни встречи в слоях. Не думаешь, что это очень большой срок для того, чтобы любое чувство могло угаснуть, особенно, если оно только зарождалось?
Хранитель ступил вперёд и оказался настолько близко ко мне, что я попятилась.
– Только не это, Жиль, только не говори, что ты меня забыла, и я стал тебе безразличен. Я говорил, что делал все, чтобы встретиться, и готов рассказать обо всем, что собираюсь сделать. Никогда и никому не позволил бы тебе навредить, тем более, посадить в подвал. Ты не представляешь, что крутится вокруг твоего уровня. Мне не дали ни единого шанса связаться с тобой. В самом начале твоего отбытия на работу я подал прошение о разрешении на брак, и тут такое началось! За нами обоими следили со всех сторон. Я не мог ничего о себе сообщить, не навредив тебе. А сейчас, когда узнал, что тебя захватили, разыграл невероятную комбинацию, и вот я тут, но не вижу радости от встречи. Я так ждал этого свидания, жил надеждами и мечтами. Скажи, что ты тоже ждала, и рада видеть меня! Скажи, Жиль!
Вовс схватил меня в объятия. Начал целовать волосы, потом шею… Я дернулась, потому что… Потому что ничего не чувствовала. Абсолютно ничего. Чужие губы прикасались к моим щекам. Вот тут я испугалась. Постаралась освободиться, но не тут-то было. Меня крепко держали, руки гладили плечи, опустились на талию и сомкнулись на ней, прижимая еще сильнее.
– Вовс, прошу, не спеши, отпусти, все очень запутано. Подожди. Я не могу так. Подожди, мне плохо!..
Мне, действительно, стало плохо от одной-единственной мысли: я не могу чувствовать, я выгорела. Я вырвалась из его объятий и направилась к окну. «Только не разрыдаться. Тебе нужна трезвая голова. Может, не всё потеряно, может, это от пережитых волнений. Не могло со мной такого произойти. Да, дракончик говорил, что мой эмоциональный уровень стал не таким ярким, а недавно в подвале со мной произошла вспышка неконтролируемого выброса эмоций. Неужели?.. Не может быть! Только не со мной…», – крутилось в голове.
