— Ни хрена ей от них не нужно было. Это я предложил… Не знаю. От волнения, может? Валери… Ну ты видел ее. Хотел впечатлить как-то…
— Трупами?
— Угу. Так себе идея. Повторять не советую. Сразу она загорелась вроде бы, необычно же, загадочно… А потом…
— Заблевала Нилу прозекторскую? — предположил Кен по перекошенному лицу собеседника.
— Да нет, — успокоил тот. — Обошлось. Но было близко к тому… Вечер насмарку. Отвез ее в гостиницу и… И все.
— Теряешь хватку. Годы берут свое.
— Позубоскаль мне…
Лишнее предупреждение: Кен даже не усмехнулся. Объяснение Раннера ему не понравилось, хоть и лжи в его словах не чувствовалось, и вполне можно представить себе, как в процессе романтического ужина рассказ о нелегких буднях главы островного управления полиции перерос в историю одного расследования, а то — в предложение подтвердить слова наглядной демонстрацией. И заинтригованная женщина согласилась бы сразу, после, уже на пороге морга, передумала бы, но, не желая показывать страх перед мертвецами, все равно вошла бы, взглянула на тело… Какое из двух? И…
— Фаулер! — Противный голос Майи пробился даже через закрытую дверь. — К телефону!
— Да, Эдна звонила, — вспомнил шеф.
— Сегодня похороны. Наверное, нужна помощь…
Майя глядела на него почти в упор, не таясь, когда Кен подошел к аппарату, точно готовилась читать по губам, если не получится расслышать разговор. Можно было послать ее подальше, во всех смыслах, а можно было отвернуться, длина провода позволяла. Кен склонялся к первому варианту, но выбрал все же второй.
— Фаулер, слушаю.
— Я просила перезвонить. — В первую секунду голос в трубке показался незнакомым — нервный, срывающийся. Эдна Кроули никогда не говорила так, но все же это была она.
— Я собирался…
— Приезжай. Сейчас же.
И отключилась.
Фаулер почувствовал, что у него дрожат руки. Мелко, наверняка незаметно со стороны, но дрожат. И спина стала влажной и холодной.
Третий день… Третий, мать его, день начинался с тревожного сообщения!
Кен понятия не имел, что случилось на этот раз, но вряд ли что-то хорошее, а потому гадать не стал. Даже запретил себе это. Просто выбежал на улицу, запрыгнул в машину и завел мотор.
До дома Эдны домчал в рекордное время, взбежал на крыльцо и не успел дотянуться до кнопки звонка, как дверь открылась и появившаяся на пороге хозяйка без предисловий влепила ему пощечину. Удар вышел сильным и звонким — таким, что в глазах потемнело на миг, а когда прояснилось, перед носом мелькнул белый конверт…
— Читай! — Эдна втянула его в дом, а незапечатанное письмо сунула в руки. — Это все ты!..
«Лейтенанту Фаулеру», — выведено было на конверте.
Внутри — короткая записка:
«Одна неделя, лейтенант. Проживите ее тихо и спокойно, и тогда девочка вернется к бабушке. Поднимете шум или влезете снова туда, куда не следует, и девочка встретится с мамой. Выбор за вами».
Он поднял глаза на Эдну. Она стояла, обняв себя за плечи и закусив губу. Смотрела — не на него, а будто сквозь…
— Как?
Фаулер сам не понял, что хотел спросить. Как и кто забрал Джессику? Как и кто передал это письмо? Как теперь быть?
Эдна подумала, что первое.
— Не знаю, — ответила тихо. — Я встала рано. Я всегда рано встаю. Джесси спала… мне так казалось… Я приготовила завтрак, пошла будить ее… В комнате пусто. И этот конверт на ее подушке…
— Где ее комната?
Неопределенный взмах рукой в сторону коридора: где-то там. Там, где пахнет крекерами и молоком, ромашковым шампунем и акварельными красками, морским песком, оставшимся с последней прогулки в стоптанных парусиновых туфлях… И еще чем-то…
Кен толкнул дверь и остановился на пороге.
Маленькая спальня, намного меньше той, что была у Джессики в родительском доме, выглядела уютной и обжитой. Было видно, что девочка проводит тут немало времени. В шкафу наверняка достаточно вещей на смену, на столе — книги и альбомы, на стенах висят рисунки.
Фаулер подошел к разобранной постели и принюхался. Коснулся смятой наволочки, пытаясь почувствовать след того, кто оставил письмо на подушке. Тщетно. Казалось, никто, кроме обитателей дома, не входил в комнату. Но, возможно, так и было, ведь неизвестно, на что способен менталист и как близко ему нужно находиться, чтобы воздействовать на человека.
— Это, — Фаулер махнул конвертом, — почерк Джессики?
Вопрос вызвал новую вспышку гнева.
— Ты думаешь, что говоришь?! Считаешь, это розыгрыш? Чтобы Джессика сама написала такое? Да ты…
Пришлось переждать возмущенные выкрики, чтобы вставить хоть слово.
— Ее могли заставить.
Эдна тяжело выдохнула. Кивнула, словно подтверждая: да, могли. Присмотрелась к письму.
— Нет… Не уверена, но… Нет, это точно писала не она.
И тем не менее постороннего присутствия Кен не чувствовал. В доме Крис он видел след чужака, пусть и не смог за него зацепиться, а тут — ничего. Даже если Джессику как-то выманили из дома, кто оставил письмо? Не возвращалась же она, чтобы подложить его в комнату? Или конверт доставили раньше?
— Кто-нибудь приходил к вам вечером? Почтальон? Ремонтник из телефонной компании? Может, сосед заглядывал?
— Нет. — Эдна покачала головой. — Хотя…
— Что?
— Я отлучалась ненадолго, уладить кое-что по похоронам. Но Джесси сказала бы…
— Ты оставила ее одну?
Он не обвинял, не намекал ни на что, просто уточнил, но, видимо, для Эдны это прозвучало иначе.
— Мне нужно было тащить ее в похоронный дом? — снова взвилась она. — Обсуждать при ней аренду катафалка и оплату могильщикам?
Кен промолчал, по опыту зная: это — лучшее, что можно сделать, когда кто-то осознанно нарывается на ссору, чтобы выплеснуть на тебя накопившийся в душе негатив.
— Я не планировала ее оставлять, — чуть спокойнее продолжила Эдна. — Когда мы приехали в город, я завезла Джесси к Монике, это ее школьная подруга, ее мать обещала присмотреть за ней. Но Джесси не пробыла там и часа…
Это понятно, девочке сейчас не до игр с подругами.
— Ночью входная дверь была заперта? — задал Фаулер новый вопрос.
— Естественно.
— А утром?
Женщина растерялась.
— Да, — проговорила нетвердо.
— А дверь в гараж?
Гараж был пристроен к дому, и вход туда располагался всего в нескольких шагах от спальни Джессики.
