— И база там, и карта! Береги голову, пушистик.
— Сберегу. Я не привык ее терять.
Лгал. Терял, и не раз, когда дело касалось Джо. Но сейчас сама Джо потерялась, так что голову нужно было сохранить. Работающей.
Пока вроде бы получалось. Причем получалось настолько легко, что Кен заподозрил неладное. Как говорил один знакомый бухгалтер, если баланс не сходится, в нем ошибка, а если сходится сразу же — то две. У Фаулера сошлось все так лихо, что он боялся представить, сколько раз мог ошибиться, но выдавать сомнения не стал: других идей и другого плана все равно не было, а в жизни, случается, просто везет. Отчего бы не ему и не сейчас?
— Тина…
— Да! — Марти вскочила так резко, что в голове взорвался фейерверк и разноцветные сполохи замелькали перед глазами, но все равно нашла силы подойти к разделявшей их решетке. Вцепилась в шершавые от ржавчины прутья, чтобы не упасть. — Я здесь. А ты…
— И я здесь. — Он дотронулся до ее пальцев и тут же отдернул руку. — Прости, что не отозвался. Мне нужно было понять… Понять, что происходит…
— Ты слушал? — Слово «подслушивал» даже не пришло на ум. Подслушивать — это что-то постыдное, а в желании Томми разобраться, во что превратили его жизнь, ничего постыдного нет.
— Да, прости. За все прости.
— Во всем ты не виноват, — проговорила она, стараясь уверить в этом то ли его, то ли себя: все же обида слишком долго жила в ее сердце и успела пустить корни.
— Виноват. Я обещал заботиться о тебе.
А еще — смешить ее не меньше трех раз в день, покупать мороженое только в вафельном рожке и никогда — в картонном стаканчике, не пытаться отращивать усы, готовить ей завтрак в выходные. Любить ее всегда и умереть с ней в один день.
Последнее обещание может исполниться и без желания Томми. Но Марти предпочла бы мороженое.
— Ты вспомнил… что-нибудь?
— Все, — ответил он с горечью.
— Приятно это слышать, лорд Стайн, — вклинился в разговор Адам. Его голос — голос Аманды — звучал воодушевленно. Слишком.
— А мне — нет, — хрипло отозвался Томми. — Неприятно.
— Я о том, что вы сможете объяснить, кто стоит за всем этим, и мы поймем, чего нам ждать и как действовать дальше.
Томми приблизился к решетке. Вплотную. Теперь Марти могла рассмотреть его исхудавшее лицо, могла коснуться колючей щеки… И продолжала держаться за прутья.
— Адам, да? — спросил он, вглядываясь в темноту за ее спиной. — Я помню вашу сестру. И вас, возможно. Возможно, видел, но не знал, как и многие, что вы — брат леди Аманды… У меня для вас плохая новость, Адам. Я понятия не имею, кто за этим стоит. Даже больше: понятия не имею, что такое «это», о котором вы говорите.
— Но то, что с вами случилось…
— Я могу только догадываться, что со мной случилось. Знаешь… — Он посмотрел на Марти. — Мне как будто снился сон, в котором я делал что-то, что-то говорил… не то, что хотелось самому… Словно наблюдал за собой со стороны и не мог ничего изменить. Несколько раз казалось, что вот-вот проснусь, но я лишь засыпал еще крепче. А в последний раз уснул слишком крепко. Вспоминал тебя перед этим, по-настоящему вспоминал, а после…
Он замолчал, и Марти пришлось закончить за него:
— Забыл совсем.
Томми — мысленно она снова звала его Томми, хоть он мало напоминал себя прежнего, — медленно кивнул.
— Совсем. Даже не представлял, как много ты для меня значила.
Его слова неприятно царапнули. Не представлял? Когда носил ей цветы, говорил, что любит, когда просидел два дня у ее кровати, — не представлял?
Или все из-за того, что он сказал «значила». В прошлом значила…
— Дело не во мне, — выговорила Марти, сглотнув вставшую комом в горле обиду. — Ты помнил ранение, но забыл, что тебя вылечили. Потому и… Я просто вернула все.
Но рад ли он этому? Быть может, предпочел бы и дальше спать.
— Но почему вы забыли? — снова вмешался Адам. — Вы сказали, что догадываетесь.
Томми ответил не ему — Марти.
— Моей матери следовало уехать тогда, — сказал, глядя ей в глаза. — Сразу. Я должен был сказать ей это, но мне казалось, что у меня получится изменить ее мнение, что она поймет. Не нужно было… Встречаться с ней, объяснять что-то, есть еду, которую она заказывала, пить чай… У него был странный вкус. Но у дорогих чаев с экзотическими добавками нередко бывает странный вкус, и чем страннее, тем они дороже…
— Ты думаешь, она что-то…
— Возможно, ее заставили, — не дал закончить Адам.
Томми усмехнулся. Если бы он действительно был мертвецом и восстал сейчас из могилы, усмехался бы точно так же: зловеще и холодно.
— Все еще верите, что случившееся со мной — продолжение истории заговора, в котором отметились мои родственники? — спросил он Адама.
— Вы же слышали, что я рассказывал Мартине. Мы с сестрой изучили факты, и все говорит о том, что так и есть.
— Это вы говорите. Только вы.
— Но…
— Кролик или утка?
— Что? — с недоумением переспросил Адам.
— Кролик или утка? — повторил Томми. Улыбка мертвеца так и застыла на его губах. — Это было в каком-то журнале. Простенький рисунок: голова утки. Шея, глаза, клюв. Но стоит взглянуть иначе, и клюв превратится в длинные кроличьи уши. Кажется, ерунда. Детская забава. Но знаете, в чем проблема? Тому, кто сразу увидел утку, сложно потом разглядеть кролика.
— Хотите сказать, мы с Амандой ошиблись?
— Вы слишком долго вели утиную охоту и теперь не замечаете торчащих отовсюду кроличьих ушей. Не все в нашей жизни связано с политикой, войнами и заговорами.
— Но зачем такое вашей матери? И как бы ей это удалось? Вы же лорд!
— Зачем? Чтобы я женился на вашей сестре. Или на другой леди, в них, как оказалось, нет недостатка, но я оценил то, что вы не стали рассказывать моей вдове, сколько предложений взаимовыгодного брака получал лорд Стайн от отцов, братьев и самих прекрасных леди.
Марти весть о предложениях не взволновала. А вот то, что Томми назвал ее свой вдовой…
— А как ей удалось… — продолжал он. — Легко. И не без помощи вашего кузена-императора… Любопытно, если бы я женился на леди Аманде, тоже мог бы звать его Алексом?
— На что вы намекаете?! — вспылил Адам.
— Полагаете, мне не разрешили бы? Что ж, я избавился от остатков сожалений по поводу невозможности этого брака. Право обращаться к его величеству по имени было для меня единственным плюсом данного союза, но раз нет…
Марти поморщилась. Томми и прежде нередко шутил, но его шутки не были злыми.
— Объяснитесь, Стайн! — потребовал Адам. Женский голос прозвучал пискляво и неубедительно.
