— Всегда мечтала научиться играть на рояле. Вот прямо только что отчётливо это поняла.
— Надеюсь, вас не испугает, что основные инструкции к своей работе вы будете получать от моей подопечной? — спросил счастливо выдохнувший Седжиус, — У нас так сложилось, что маркиза привыкла управлять своей жизнью сама, и мне, признаться, пока не в чем было её упрекнуть.
— Кажется… это довольно необычно, — удивлённо улыбнулась та, — но я согласна.
О, ещё и ямочки на щёчках, вдобавок к чистой светлой коже, густым каштановым волосам и тонким запястьям. Всё, пропал наш Седжиус.
Больше всех, однако, моему решению радовался наш дворецкий, который как будто даже схуднул в последнее время, без конца провожая кандидаток к кабинету и обратно. Теперь он может спокойно отворачивать неиссякающий поток женщин сразу от почти незакрывающейся двери. Надо ему велеть шарф намотать на шею, а то ведь точно простынет, и нам с Седжиусом станет стыдно.
Выдали мы гувернантке подъёмные деньги на приобретение гардероба, подобающего той, кто сопровождает при выходе в свет дочь герцога, поселили в апартаментах неподалёку от моих и перепоручили госпоже Свантокк, знакомить с домом, его обитателями и порядками.
Себе, кстати, я тоже гардеробчик обновила, а то начала вырастать из прежних бабулиных тряпочных приобретений. Надо будет не забыть спросить у Уррия, не была ли моя покойная матушка особенно высокорослой, а то, чувствую, расту не по дням, а по часам.
И зажили мы почти как прежде, только лучше, без нервотрёпки из-за мыслей, что нам тут кого-то не хватает. Ну а то, что теперь иногда из музыкальной комнаты стали раздаваться звуки терзаемого мной рояля, так это дело привычное для домов аристократии. Только герцогине приходилось каждый раз напоминать, что это не городской праздник шумит и не кошки на крыше орут, это играет и поёт её внучка под руководством учительницы. Слух у меня есть. Он и в первой жизни был. А вот голос сейчас — громкий, но не очень мелодичный. Леди Бенней, впрочем, меня утешает, говорит, что я ещё научусь делать его мелодичным, при желании и певческих тренировках. Вот и тренирую вокал. Хоть святых выноси.
Мы с гувернанткой начали делать визиты — к бабке с дедом Вугтоккам, в первую очередь. Маркиза Линна не долго печалилась от потери одного кандидата на замужество по имени Седжиус Милдокк. Возле неё вообще всегда полно кавалеров, как я поняла — она ведь самая завидная по знатности невеста во всём королевстве после уехавшей принцессы. Да и внешне, честно признаться, отнюдь не дурнушка. Со мной вот только она стала избегать говорить на личные темы. А то я как спросила, с кем она теперь встречается, так маркиза сразу на дверь стала смотреть испуганно — не приоткрыта ли та. Но про браслет я ей рассказала — о том, что принц просил ювелира все их выкупить и уничтожить. А нечего ей надеяться на любовь принца и хвастаться этим передо мной!
Ходили мы с гувернанткой и в другие высокие дома, куда меня приглашали в случае детских праздников, подходящих мне по возрасту. Хорошо, что таких было немного. Я вынужденно познакомилась с сопливым поколением высшей аристократии, обитающей в столице. Чаще всего, обменявшись поклонами со взрослыми и вручив подарки, соответствующие празднику, я отправлялась в комнаты, выделенные детям, а Рамика Бенней — в рядом расположенные комнаты для гувернанток. Я подначивала всех детишек играть в прятки, чтобы самой при этом уединиться, посмотреть дом или послушать, о чём говорят взрослые. Не гувернантки, конечно. О чём говорят эти, я и так знала. Перемывают мне косточки — правда ли я была психически больна, и как это проявляется сейчас. А леди Рамика отмалчивается как партизан или отделывается общими фразами о том, что всё прекрасно. Правильно на неё Седжиус глаз положил, она — наш человек.
Эти дома аристократов я осматривала не просто так, от любопытства, а с умыслом. Потому что, продолжая развивать свой магический дар, поняла, что мне уже тесно перемещаться только в доме Тонлей, я могу ходить порталами дальше. Так я постепенно по ночам стала переходить порталами в те дома, которые раньше посетила, в их примеченные мною укромные места, чтобы меня никто из людей не заметил. Меня не замечали, и я сразу же возвращалась обратно. Возможность для себя сделать карьеру неуловимой воришки даже не рассматривала — и гнусно, и незачем, при моём-то богатстве. Главное — во время активации портала я всегда представляла, куда хочу попасть. Чтобы не получилось как с Валентом, который однажды ушёл в наш незнакомый ему немагический мир и обрёл на всю оставшуюся жизнь свою терра инкогнита.
В памяти же я, однако, держала тот факт, что и в не виденное прежде место я теоретически тоже могу сходить. Только пока не рисковала пускаться в исследование этой грани своего дара, поэтому и не знала, как это сделать — представить себе то место, которого я не представляю, да ещё и шагнуть в эту неизвестность. Маленькую девочку в неизвестности легко могут обидеть, если что-то пойдёт не так.
Тренировки мои, как обычно, проходили по ночам, и я запретила прислуге и гувернантке навещать ночью мою спальню, честно объяснив это тем, что они могут помешать моим магическим практикам. Прислугу и убеждать не понадобилось — они ещё помнили, как безумная девочка убила служанку магически сорванной со стены картиной.
Иногда я даже так и засыпала прямо на ковре перед кроватью, если возвращалась без сил. Даже во сне ко мне иногда приходили строки заклинания и снились мои переходы. А Винсент не снился. О чём я жалела, хотя и запрещала себе думать о нём в течение дня, чтобы не расстраиваться лишний раз.
Поменяться душами с другим человеком — каково это? Те, кто это знает, теперь уже ничего не расскажут. Цертт — потому что не желает говорить об этом, вдобавок является подданным другой страны, Филис Кадней живёт где-то в другом мире, древний маг Жаргал тоже ушёл туда, а Ольга…
Ольга, неизлечимая рана в сердце. Весёлая и непосредственная или сдержанная и серьёзная — в зависимости от того, что ей сейчас требуется. Сильная и одновременно уязвимая, старательно скрывающая свою уязвимость ото всех, даже от него. Любящая — беззаветно, до той степени, когда с естественностью дыхания жизнь и счастье любимого ставятся выше собственных жизни и счастья. И любимая — такой изначально неуместной в его положении и такой не отпускающей до сих пор любовью.
Ольга сумела сверкнуть яркой звёздочкой, повлиять на многих и многое за короткое время своей жизни в их мире. Свет этой жизни теперь питает передовую магическую науку. Опираясь на те знания, которые она добыла и подарила, а также используя принадлежавший ей артефакт обмена душ, принято решение провести эксперименты по изменению магического дара, созданию неизвестных доселе его видов.
После перемещения душ дар менталиста становится магией вероятностей, дар целительства становится некромантией, телепортация становится портальной магией. С магией стихий пока мало ясного. Сведения о деревенском дурачке, перенесённой душе в мага стихии воды, которые Ольга изложила в докладе со слов Цертта, говорят что тот, возможно, мог не просто пользоваться помощью стихии для выполнения своих желаний, а словно бы заставлять стихию верить, что это её собственное желание и создавать то, что может создавать только она. Для пытливых умов учёных магов это требовало подтверждения и развития.
