Мне надо уехать подальше, вот что. И от Винсента, и от короля. Причём — срочно!
— Седжиус, ты мне веришь?
От волнения ко мне вернулась уже утраченная было шепелявость и я произнесла это слово как "велис".
— Да, Эвелис, верю. Что-то случилось? — обеспокоенно спросил опекун.
— Случилось. Видишь ли, у нас с его величеством есть тайна, которую знаем только мы двое. Она связана с тем, что произошло со мной, когда я изменилась и вылечилась от безумия, обрела разум. Это была секретная разработка, и у неё есть побочные магические эффекты. Опасные для меня самой и для его высочества.
— Для принца? — удивился виконт.
— Да. Для принца Винсента. В том смысле, что он ничего не должен узнать о них, это помешает ему спокойно жить и действовать в интересах короны.
— Значит, за сохранение этой тайны король и подарил тебе имущество умершей девушки? И ты сразу продала тогда все камни, а принц, когда был здесь, заглянул в ларец так, словно ожидал их увидеть…
— Ты очень проницателен, Седжиус. Пожалуйста, держи свои догадки и наблюдения при себе, и не обсуждай их даже со мной. Вообще, лучше не копайся в этом. Вряд ли тайной службе понравится, что кто-то нащупал то, что является сверхсекретной государственной тайной, понимаешь? Король взял с меня слово, обещание молчать…
— Так что случилось, чем ты так взволнована именно сейчас?
— Сегодня ночью я чуть не провалилась. Я смогла… связаться с принцем Винсентом, непроизвольно, во сне. Мне надо постараться, чтобы принц не начал дознаваться от меня про это, и чтобы король ничего не узнал о случившемся. Иначе он быстро сменит своё доброе ко мне отношение на гнев.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю нам всем уехать. Прямо сейчас. Поедем в наше герцогство, поживём там. И тебе будет проще управлять делами, чем по переписке, и, главное, нам всем там меньше грозят неприятности.
— Знаешь, я и сам хотел тебе это предложить, — улыбнулся Седжиус, — По-моему, нас в столице ничего сейчас не держит. На балы во дворец тебе ещё рано, мне не интересно, а об остальном можно и из газет узнавать.
— Спасибо тебе за всё, — растроганно сказала я, — Ты замечательный. Хотя нет, ты бессовестный!
— Вот те раз! Ты уж определись, какой же я всё-таки. И — почему я бессовестный, по-твоему?
— А ты мне раньше не сказал, что хочешь уехать, и я сейчас разболтала тебе лишнего.
— Не так уж много ты и разболтала. Вдобавок я теперь знаю, в каком направлении мне не копать и никогда ни с кем не обсуждать.
— Ну ладно, — неприлично швыркнула я носом, — Тогда я пойду, велю всем собираться.
Выхожу из кабинета в приёмную и объявляю:
— Мы тут с виконтом Милдокком посовещались, и решили. Господин Уррий, собирайте манатки… Что с вами, господин секретарь, да нет, мы вас не увольняем, мы в герцогство переезжаем срочно.
Через минуту:
— Госпожа Свантокк, мы с нашим опекуном решили: собирайте манатки. Да что ж такой нервный народ-то пошёл? В герцогство мы все переезжаем срочно!
Ещё через минуту:
— Стой, ты кем у нас работаешь? Ладно, ты остаёшься тут, за особняком присматривать. Передай господину дворецкому, пусть собирает манатки!
Нищему собраться — только подпоясаться. Мы, хоть и были отнюдь не нищими, выехали уже после завтрака. Мы — это Седжиус, я и Рамика Бенней, моя гувернантка. Остальные должны будут выехать за нами по мере готовности, в том числе бабуля. Просто мне так приспичило — ни минуты лишней не оставаться в столичном доме — вдруг его высочество с визитом пожалует? Полезет ко мне в шкаф без спросу, как давеча в ларец, да и найдёт мою ночную рубашку с вышитым на ней жёлтеньким утёнком, которая была на мне ночью. И всё, капец утёнку.
А хорошо-то как! Весна в городе, дороги буквально блестят на солнце после зимы. Остаётся надеяться, что магические коляски не забуксуют за городом, а то будет мне весна красна. И всё равно — хорошо. Весной всегда хочется перемен, вон, довольные лица Седжиуса и леди Бенней это подтверждают. А нет, это они просто за руки на заднем сиденье держатся, прислонившись к сундуку с деньгами. Первый раз, поди. Лямур тужур!
Дороги были хорошие. Казённые трассы, да и после въезда в герцогство с транспортной развязкой тоже всё в порядке. На карте герцогства, которую я в своё время изучала, ну, где ещё сердечко потом рисовала по границе, были обозначены гористые местности. Теперь я видела их воочию. Сейчас местность выглядела буроватой, но с наступлением тепла всё наверняка позеленеет.
Ого, вот это домина тут у меня, оказывается. Целый готический замок, почти в половину королевского дворца будет. Кто ж столько площади убирает-то? И сколько ж мы им за это платим? Целое состояние!
Стоим у запертых на висячий замок кованых ворот, сигналим. Смеркается, холодает. Окна не светятся. Никто не выходит. Ещё сигналим. Колыхнулась одна занавеска на третьем этаже. Прямо "Особняк красной розы" Стивена нашего Кинга. Наконец, из дома, откуда-то сбоку, вышел мужчина средних лет в рабочей одежде и не спеша подошёл к воротам.
— В этом доме гостей не принимают, господа. Хозяева живут в столице.
— А мы не гости, — говорю я. — Открывайте ворота, любезный, несите хлеб-соль, встречайте хозяев.
— Простите, но я не вижу здесь никаких хозяев, — вежливо, но твёрдо ответил рабочий, — Насколько всем известно, нашего герцога казнили не так давно, и осталась только его мать, вдовствующая герцогиня Тонлей. Никого похожего среди вас нет.
— А про дочку герцога вы забыли? Я — она и есть, маркиза Эвелис Тонлей, в прошлом именуемая "отродье".
— Простите, госпожа, но на леди Эвелис вы не похожи, она безумна с рождения.
— Да что ж такое-то, а? — начинаю я злиться не на шутку, — Седжиус, скажи ему! Или я сейчас предстану во всём своём безумии!
— Открывайте ворота немедленно! — потребовал тот, — Я — виконт Милдокк, назначенный короной опекун герцогини и маркизы Тонлей.
— Простите, но с его милостью Милдокком мы ведём ежедневную переписку, и он нас о своём визите не предупреждал.
— Так, — разозлился Седжиус, — ну-ка, любезный, отойди от ворот. Мы их сейчас коляской выбьем. А ты уволен.
— Пожалуйста, не стоит портить эти красивые ворота, им уже несколько столетий. Я сейчас доложу хозяйке.
И мужчина ушёл в дом. Всё такой же ровной и неторопливой походкой.
— Седжиус, ты что-нибудь понимаешь? — в обалдении спросила я, — Какой хозяйке он отправился докладывать, а? У нас тут что, кто-то живёт помимо работников?
— Впервые слышу, — нахмурился опекун, — я переписывался только с управляющим, Флоссом Грезднеем.
— Может, "хозяйка" — его жена? — предположила молчавшая до сих пор леди Рамика, зябко поводя плечами.
