Либо все наоборот: Ситлоу пришлось уговаривать, или, по крайней мере, он был вынужден уговорить сам себя.
Вот так они продолжали это бессмысленное действо – строили теории, качали головами, удивлялись – они, выжившие в битве с двендами при Бексанаре или Ибиксинри, если называть это место так, чтобы его узнали те, кто его строил, и те, кого ради политической целесообразности и договора, в который не сумел бы вникнуть даже один из сотни достаточно образованных, выгнали из родного поселка в холод и голод либо попросту убили там же, на улице.
Итак, Ибиксинри. Здесь, как когда-то, обнажены клинки, льется кровь и раздаются крики во тьме смертоносной ночи. «Забавно, – мог бы сказать Рингил. – Ни хрена не меняется».
Двенда пришли в предрассветные холодные часы.
Но что случилось перед этим?
* * *
Вскоре после полудня выглянуло солнце.
Сельчане, знавшие цену таким моментам, сразу выбрались наружу, чтобы искупаться в его тепле. Вынесли и развесили на воздухе постельное белье, расставили обеденные столы на улице и в садиках, у кого они были возле дома. У реки, на глазах у Ракана и его растерявшихся солдат, жители деревни разделись до нижнего белья и, бросившись в довольно холодную воду, начали плескаться, как дети. Если присутствие чернокожей женщины и ее солдат как-то затрудняло процесс, это не бросалось в глаза.
Имперцы сами не остались равнодушны к перемене. Они бормотали друг другу, что это доброе предзнаменование, и воспользовались возможностью немного погреться. Но поскольку всего несколько недель назад им довелось испытать пыльную жару в столице, они не были ни обрадованы, ни впечатлены, лишь слегка благодарны.
Нежась на солнышке и размышляя о приметах – «Мой брат, мой дядя, мой друг однажды видел…» и так далее – они не замечали, как течет время, что было в каком-то смысле благословением, потому что больше заняться было нечем. Подготовка к битве оказалась минимальной и во многом символической. Нельзя выстроить баррикады против врага, который появляется там, где хочет, а тактика двенд в любом случае оставалась тайной, которую предстояло раскрыть. Кое-какие планы имелись, но должны были оставаться гибкими. В конце концов, все свелось к тому, чтобы с наступлением темноты объявить комендантский час и разогнать местных по домам, а потом устроить регулярное патрулирование деревни.
Арчет уломала Рингила прочитать людям Ракана короткую лекцию о том, что он знал про двенд, и он сделал это так искусно, что ей оставалось лишь удивленно моргать. Манерная ирония аристократа из Луговин сошла с него, как струп с зажившей раны, оставив лишь сухой воинский юмор вкупе с непринужденным духом товарищества. Она видела, как с каждой секундой гвардейцы к нему привязываются. Он не стал прибегать к угрозам, как раньше, хотя его общий прогноз по ситуации не стал оптимистичнее и не предполагал надежд на лучший результат.
В конечном итоге, поняла Арчет, он успешно пригласил их всех на смерть, пообещав умереть вместе с ними.
Большего от командира и не требовалось.
– Да, он так себя вел в Виселичном Проломе, – сказал ей Эгар, когда они разлеглись на ступеньках парадной лестницы гарнизонного дома, греясь на солнце и старательно гоня прочь мысли о том, сколько им осталось жить. – Ситуация похожая, как мне кажется. Мы все знали, что если не удержим перевал, ящеры хлынут вниз и уничтожат все на своем пути, перебьют всех, хоть стой, хоть беги. Гилу пришлось показать им, что в этом наша сила, а не слабость. Что это все упрощает. Выбор был не жить или умереть, бежать или сражаться, а в том, чтобы встретиться со смертью на равных или услышать, как она кинется на спину, будто гончая, схватит тебя за загривок и разорвет на части. – Он ухмыльнулся. – Довольно легкий выбор, правда?
– Наверное.
Арчет подумала о людях и о тех вещах, которые ее по-прежнему волновали – список был не длинный, – и спросила себя, насколько она искренна, честна сама с собой, уже не говоря о маджаке рядом на ступеньках. Тоска по дому отозвалась резкой, почти болезненной болью теперь, когда дочь Флараднама поняла, что может больше никогда его не увидеть. Она скучала по безжалостному солнцу и жесткому голубому небу над Ихельтетом, суете и пыли улиц; по прохладным серым булыжникам двора в лучах рассвета и первым запахам, просачивающимся со стороны кухни; по угрюмой надежности и сдержанности Кефанина, полным черствой эрудиции бредням Ангфала в захламленном кабинете. По длинной величественной лестнице и изумительному виду на город из верхних комнат. По большой кровати под балдахином и солнечному свету, который падал на нее утром. Вероятно, когда-нибудь она могла увидеть там мягкие изгибы бледного тела Ишгрим… «Эй, шлюха, куда тебя понесло?» Ну, тогда пусть будет теплая, мощная грудь Идрашана под нею, когда он мчится галопом. Спонтанная двухдневная поездка в Ан-Монал, меланхоличная пустота заброшенных строений; мягкое, успокаивающее бормотание прирученного вулкана, доносящееся через окружающие стены. То, как она скормила Идрашану яблоко под деревом, растущим у окон старого кабинета Грашгала, а потом, цокая языком и что-то бормоча боевому коню, направила его обратно домой.
Внезапно Арчет пришло в голову, что причина, по которой она не стала возражать Рингилу, заключается в нежелании бросать Идрашана, который по-прежнему лежал на боку в гарнизонной конюшне и не мог подняться.
– В тот день я видел, как люди умирали с улыбкой. – Эгар покачал головой, все еще блуждая в воспоминаниях о Виселичном Проломе. Блики солнечного света блестели на его лице. – Я видел, как они погибали, смеясь. Это все Гил, он их такими сделал. Он был там, в самой гуще, орал оскорбления и дурные шутки в адрес ящеров, облитый с ног до головы их кровью. Клянусь тебе, Арчет, он никогда не выглядел таким счастливым, ни до, ни после.
– Круто.
Маджак резко обернулся, заслышав ее тон.
– Мы все делаем верно, Арчет, – мягко проговорил он. – Что бы ни случилось здесь этой ночью, он назвал вещи своими именами.
Она тяжело вздохнула, прижала ладони к бедрам и слегка покачалась на ступеньке.
– Будем надеяться, что все и впрямь так, да?
Кто-то вышел из двери блокгауза позади них. Оба повернулись и увидели Рингила. Он раздобыл кирасу – судя по слегка грязному виду, из запасов ополчения, – а также пару истрепанных поножей и несколько частей доспеха. Они все были разнокалиберными, но ему, похоже, в разумной степени подошли; на плече небрежно висел щит Престола Вековечного. Он пару секунд стоял и молча смотрел на них. Арчет подумала: уж не услышал ли он, что сказал про него Эгар. Судя по выражению лица, наверняка услышал.
– Уже недолго осталось, – хрипло сказал он. – Послушай, Арчиди, я не думаю, что ты до сих пор употребляешь кринзанц, не так ли?
Она развернулась, чтобы было сподручнее достать из плотного внутреннего кармашка завернутую в ткань новую плитку, которую передала Рингилу через плечо.
– Все мои старые вредные привычки сохранились, Гил. Разочаровала?
