Подруга пнула его под столом. Но улыбка почти сразу исчезла с ее лица, и она снова стала серьезной.
– Такавач. Ты говоришь, он был в кожаном плаще и шляпе с широкими полями.
– Ага. Он всегда такой, это есть во всех сказках. Он же… хм… – Эгар нахмурился, пытаясь как следует перевести фразу с маджакского. – «Отовсюду, где вечно будет слышен океан». Как-то так. Резвится с русалками в волнах прибоя и прочее. Плащ и шляпа – его символ, вроде обмундированиея капитана северного корабля. – Эгар приподнялся на скамье и бросил на нее внимательный взгляд. – А что такое?
Арчет покачала головой.
– Забудь.
– Да ладно тебе. Что стряслось?
Она вздохнула.
– Не знаю. Просто в тот день, когда Идрашану стало лучше, и он встал на ноги, один из мальчишек-конюхов поклялся мне, что наткнулся на какого-то парня в шляпе и плаще. Дескать, тот перегнулся через ограждение денника и разговаривал с Идрашаном на странном чужеземном языке. Теперь я припоминаю, что в Бексанаре, когда мы туда прибыли, ходили слухи о чужаке, которого замечали на улицах по вечерам. В то время я думала, что это болотные бредни.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Арчет показалось, что ветер нарочно избрал этот момент, чтобы охладить воздух вокруг, а туча – чтобы заслонить солнце. Но Эгар только пожал плечами.
– Ну да, может быть.
– Что может быть? Это бредни?
– Нет, это все козлина Такавач.
Арчет моргнула.
– Ты правда так думаешь?
Эгар чуть подался вперед.
– Послушай, если он побеспокоился о том, чтобы спасти мою задницу и колдовством доставить меня аж в Эннишмин, чтобы я привез нашего старого дружка Ангельские Глазки на битву в Бексанару… – Маджак пожал плечами. – Ему точно ничего не стоит скормить твоему коню пару гнилых яблок, чтобы ты задержалась там ради того же дела, верно? Или ты сейчас начнешь заливать, что не веришь в богов, демонов и двенд?
– Я уже не знаю, во что верить, – пробормотала она.
– В силы, которые отличаются жестокостью, несправедливостью и суровостью к слабым, – раздался позади мрачный голос. – Потому что они на самом деле существуют.
Оба повернулись, чтобы посмотреть на него, и у Арчет в который раз от увиденного почти перехватило дыхание.
Он стоял по колено в садовой траве, одетый, в основном, в черное, от чего даже его смуглая, как у южанина, кожа выглядела желтовато-бледной. Правая рука висела на перевязи из серой ткани, вдоль раны на челюсти еще виднелись черные стежки, а ссадины и синяки на лице еще полностью не исчезли. Но красноречивее всего были глаза, глядя в которые Арчет невольно подумала, что Рингил Эскиат не выжил в бою с двендами при Бексанаре так, как посчастливилось ей и Эгару.
Навершие Друга Воронов торчало над его плечом, словно вбитый кол.
– Все готово? – спросила она с живостью, которой не ощущала.
– Ага. Шерин с лошадьми. Оказалось, она неплохо с ними справляется. У них с Билгрестом была конюшня, прежде чем он промотал все деньги.
– Ты… – Арчет осеклась. – С ней все будет хорошо?
Он пожал плечами.
– Не знаю.
– Доктор говорит, в физическом смысле ей не причинили вреда – по крайней мере, в недавнем прошлом. Он хороший человек, Гил, я его знаю. Я специально попросила, чтобы он приехал, когда мы послали гонцов в Хартагнал. Если говорит, что она не пострадала…
– Он привык иметь дело с солдатами. – Голос Рингила звучал отрешенно, будто все это уже не имело значения. – С мужчинами, которые благодарны уже за то, что могут выйти из лекарского шатра на своих двоих. Неважно, насколько он хороший человек – его мнение стоит не дороже перепихона с портовой шлюхой. Шерин все время кричит во сне. Дергается при упоминании имени Поппи Снарл – значит, подручные Снарл купили ее на аукционе, устроенном Канцелярией. Она была рабыней, Арчет. Знаю, для имперцев это дело десятое, но…
– Эгей! – Она вскочила и оказалась с ним лицом к лицу. – Забыл, с кем разговариваешь? Это же я, Гил.
Напряженная пауза длилась на пару мгновений дольше, чем надо бы. Арчет смотрела другу в глаза и чувствовала, как по шее бежит холодок. Потом Рингил отвернулся и посмотрел мимо нее, на дорогу и холмы, среди которых та исчезала.
– Прости, – тихо сказал он. – Ты права, конечно. Ты не такая, как остальные.
Но тут в памяти всплыли роскошные формы Ишгрим, и Арчет внезапно испугалась, что Рингил заглянет ей в голову и узнает, о чем она думает.
– Да, и время, проведенное в болотах, не пошло Шерин на пользу, – проворчал Эгар со странной для него дипломатичностью переводя разговор на другую тему. – Застрять там, с двендами, посреди руин, да еще драные головы таращатся из-за забора днем и ночью…
– От этого только хуже, – негромко согласился Рингил.
Она услышала в его голосе надлом.
Головы для большинства оказались слишком тяжелым испытанием. Для немногих выживших в Бексанарской битве гвардейцев Престола Вековечного; для закаленных войной солдат, прибывших с подкреплением из Хартагнала; для головорезов-старьевщиков из Эннишмина, нанятых в качестве проводников, даже для Эгара – без разницы. Мужчины пятились, кривясь лицом и дрожа, всего через пару секунд после того, как понимали, на что наткнулись. Довольно долго тишину болот нарушали только характерные звуки: отряд Арчет дружно рвало.
Рингил просто стоял и смотрел, а потом произнес единственное слово:
– Рисгиллен.
Они увидели не круг из неудавшихся беглецов вдоль забора, описанный им. Все изменилось. Двенды ушли, и ради предупреждения, какого-то ритуала или мести, не оставили ни одной живой души, которую можно было бы спасти. Загоны для рабов каким-то образом – никто так и не понял, каким – превратили в слой влажной серой мульчи, и сырая болотистая земля с ее лужами была утыкана более чем сотней живых голов, высаженных равномерно и аккуратно, чтобы глубины воды хватило для поддержания каждой из них в сознании.
Пока люди Арчет хватались за поваленные деревья и валуны, тряслись, сыпали ругательствами или плакали – кто к чему был склонен, – Рингил тихо ходил вокруг, вытаскивая каждую голову из воды и помещая на возвышенности, где корни колдовских пеньков не получали влаги. Под плотными слоями бинтов было трудно рассмотреть выражение его лица. Время от времени он морщился – возможно, от боли в поврежденной руке.
Через какое-то время некоторые солдаты настолько пришли в себя, что стали помогать.
Когда головы подсохли, и жизнь их будто бы покинула, глаза закрылись и унялись потоки слез, а солдаты прочесали окрестности, убедившись, что никого не пропустили, Арчет выбрала из отряда нескольких мужчин с топорами и приказала расколоть каждый череп.
На это ушло немало времени.
