– Тебе что-нибудь нужно? – мягко спросила советница императора.
Женщина уставилась на нее, как предположила Арчет, зачарованная зрелищем необычайно черной кожи.
– Кириатка, – пробормотала она. – Взгляни на стены свои, кириатка. Посмотри, что с ними сделали. Вот, что бывает, если оказаться между болотным псом и его ужином.
– Да. – Арчет понятия не имела, как выглядит болотный пес. Акцент у женщины явно не местный, она пропускала тетаннские шипящие – значит, это не ее родной язык. – Можешь сказать свое имя?
Женщина отвернулась.
– Какой от этого толк?
– Как пожелаешь. Я Арчет Индаманинармал, особый посланник его императорской светлости Джирала Химрана II. – Она сделала приветственный жест тетских всадников, формально-витиеватый, приложив правую руку к левому плечу. – Служу всем народам Откровения.
– Я не из племен, – пробормотала женщина, по-прежнему избегая смотреть на нее. – Меня зовут Элит. Я из Эннишмина.
«Ого».
Губы Арчет напряглись, словно от внезапной боли, задолго до того, как она сумела сдержать эмоции. Окинув взглядом одежду женщины, советница императора отыскала на груди оранжевые обрывки – там раньше была нашивка-картаг, знак гражданина, не обратившегося в истинную веру. Неудивительно, что Элит так поступила: мародеры и преступники по всей Империи считали нежелание следовать Откровению чем-то вроде разрешения на грабеж; в любом набеге или другом разбое низкого пошиба неверные становились легкими жертвами. Имперские суды были склонны к тому же образу мыслей; злодейства против необращенных или их собственности все время наказывали недостаточно серьезно, время от времени игнорировали. Когда раздавался звон железа и копыта стучали по улице, стоило послушаться доброго совета и сорвать требуемый по закону опознавательный знак своего гражданства второго сорта, прежде чем его заметит кто-то с клинком и затвердевшим от кровожадности членом.
– Мы отправились на юг, – продолжила Элит, словно в чем-то обвиняя Арчет. – Нам сказали, тут безопаснее. Дескать, Император протянул руку дружбы. И вот, погляди…
Арчет вспомнила длинные, ковыляющие колонны из Эннишмина, одинокие струйки дыма над горящими поселениями, которые они оставляли позади, начертанные на вымытом зимнем небе, словно обвинительное заключение. Ее боевой конь стоял на вершине выжженного холма, и она видела, как мимо двигались усталые люди – большинство пешком, время от времени с телегами, нагруженными пожитками и жмущимися друг к другу детьми – телеги эти походили на плоты, подхваченные течением медленной реки. Она слышала за спиной шумные дурачества и перебранку имперских солдат, которые рылись в куче добра, собранного в сотнях домов, прежде чем их предали огню. Лицо горело, как от пламени ровно горящего костра.
А лицо Рингила отражало ярость.
– Послушай меня, Элит, – опять начала Арчет. – Тому, кто это сделал, суждено предстать перед судом Императора. Вот почему я здесь.
Элит издала сдавленный смешок. Арчет кивнула.
– Понимаю, ты нам не доверяешь. Но прошу, хотя бы расскажи, что ты видела. Ты ничего от этого не потеряешь.
Теперь женщина посмотрела ей прямо в глаза.
– Что я видела? Я видела «…конец света, а с ним – ангелов, спускающихся с Ленты, чтобы воплотить в жизнь старые пророчества и обратить в прах все дела людей вместе с их гордыней». Хочешь, чтобы я это сказала?
Цитата из Откровения. «О покаянии», песнь пятая, стихи с десятого по шестнадцатый или где-то так. Арчет устало присела на полуразрушенную стену.
– Я не хочу, чтобы ты что-то говорила, – мягко сказала она. – Правда мне пригодится, если ты захочешь ее поведать. Если нет, можем просто немного тут посидеть. Воды хочешь?
Элит долго смотрела на свои руки. Небо по ту сторону почерневших балок заметно потемнело. Легкий ветерок забрел в гавань и потревожил водную гладь. По набережной ходили туда-сюда люди Ракана.
Арчет ждала.
В какой-то момент Шанта открыл было рот, но Арчет сердитым взглядом и единственным напряженным жестом не дала ему издать ни звука.
Если женщина из Эннишмина что-то и заметила, виду не подала.
– Мы молились, чтобы они пришли, – наконец проговорила она. Ее голос был сдавленным шепотом, из которого давно выжгли все чувства. – Всю зиму мы приносили жертвы и молились, но взамен подоспели ваши солдаты. Они сожгли наши дома, изнасиловали моих дочерей, а когда мой младший попытался их остановить, загнали его в угол комнаты и насадили на пику, воткнув ее в живот. Так, чтобы мы все видели.
Арчет уперлась локтями в колени, сложила ладони и уткнулась подбородком в получившийся «клинок».
– Когда они закончили, Эрло сняли, потому что солдату понадобилась пика, и оставили его на полу истекать кровью. Не убили – дескать, знайте милосердие Империи. И они смеялись. – Элит продолжала смотреть себе на руки, пока говорила. Казалось, она удивляется тому, что они по-прежнему на месте. – Они убили Гишлит, мою младшую дочь, потому что она укусила одного из них, когда пришел его черед. Нинея понесла и позже покончила с собой. Мирин выжила – она всегда была самой сильной.
Из сдавленного горла Арчет вырвался протяжный, почти неслышный вздох. Она сглотнула.
– А твой муж?
– Его не было. Дрался с Чешуйчатым народом вместе с другими нашими сыновьями. Потом вернулся домой, обожженный и искалеченный драконьим огнем на побережье Раджала. Там он увидел, как умерли наши сыновья – это его сломило, а не потеря руки и лица, как люди говорили. Он никогда… – Элит осеклась и посмотрела на Арчет. – Мирин нас оставила, она теперь в Оронаке, вышла за моряка. Вестей не шлет.
В этом не было ничего хорошего. Надежная почта из числа тех вещей, которыми заслуженно славилась Империя: курьерская служба работала как часы со времен отца Акала, и Оронак находился не так далеко на побережье. Арчет пару раз бывала в этой дыре. Сырые, испятнанные солью деревянные здания и тротуары, проложенные по серому песку, никаких мощеных улиц, не считая набережной. Потасканные шлюхи на каждом углу; работенка для них текла рекой с торговых кораблей, которые соревновались за места в гавани.
– Он сбежал. – На этот раз Элит не отвела взгляд, и ее глаза внезапно вспыхнули, делясь недоверием, которого Арчет пока не понимала. – Они пришли, наконец-то пришли – а он сбежал. С остальными, в холмы. Я стояла посреди улицы и кричала им, просила о расплате или смерти, если им будет угодно, но Верлек сбежал. Взял и сбежал.
Арчет нахмурилась.
– О расплате?
– Мы молились! – повторила Элит таким тоном, словно разговаривала с идиоткой, с кем-то, не способным уследить за рассказом. – Я же тебе сказала! Мы всю зиму молились, чтобы они пришли. Чешуйчатый народ наступал с Севера, имперцы – с Юга и Востока. Мы молились о вмешательстве, а они не пришли! Мы принесли жертвы, а они бросили нас на произвол судьбы. И вот теперь они пришли – через десять лет, когда мои сыновья и дочери спят мертвым сном в украденной земле Эннишмина, когда мы рассеялись, как льняное семя, в краю тех, кто нас ограбил. Какой от этого толк?!
