– Еще как можешь.
– Да я ничего не знаю, понял? – Хейл будто увидел шанс и ухватился за него. Отчаяния в его голосе поубавилось. – Послушай. Эта болотная сучка, которую ты ищешь, когда ее продали?
– Примерно месяц назад.
– Месяц?! – Жесткий, визгливый смех – к работорговцу постепенно возвращалась бравада. – Целый месяц? Да ты сбрендил! Ты хоть представляешь себе, сколько телок проходит через мою контору каждый месяц? Думаешь, у меня нет других дел, кроме как запоминать их гребаные имена? Забудь. У тебя ничего не выйдет.
Рингил уперся ладонью Хейлу в лоб и провел острием драконьего ножа по щеке, разрезав ее до кости. Кровь брызнула во все стороны. Хейл завопил и затрепыхался. Рингил отпустил его, словно обжегшись. Почувствовал, как подергивается собственное лицо, и что-то начинает колотиться в груди. Мгновение, словно необъезженный ихельтетский жеребец, брыкалось под ним, грозя унести прочь, телом и душой. Он сунул дрожащую руку в карман, нашел набросок Шерин и развернул перед работорговцем, держа за противоположные стороны и продолжая сжимать драконий кинжал, будто тот был замысловатым украшением на конце свитка. Попытался выровнять дыхание, затем отрывисто проговорил:
– Ты мне все расскажешь. Так или иначе. Ну же. Попробуем еще раз. Вот девушка. Ты ее купил, верно?
Хейл таращился на него, прижимая ладонь к раненой щеке.
– Ты знаешь, что она бесплодна! – Рингил теперь орал и почему-то не мог остановиться. Почему-то едва сдерживался, чтобы опять не применить к Хейлу кинжал. – Ты знаешь, что у нее в жилах кровь болотников! Ты мне все про нее расскажешь, или, помоги мне Хойран, я тебе кишки пядь за пядью выпущу!
– Дело не в ней.
Рингил схватил его за горло. Набросок Шерин упорхнул прочь.
– Ты, гребаный кусок дерьма, это…
– Нет, нет, – залепетал работорговец, пытаясь разжать хватку Рингила слабыми руками. От ужаса его голос звучал еле слышно. – Не надо, не… дело не в ней.
– Какое еще дело?!
– Это не… Ты же не… Она не одна такая – их много, и ему нужны все! Он забирает их всех!
Рингилу показалось, что у него в голове что-то упало с лязгом и грохотом, как железная решетка ворот. Внезапно гнев его покинул, а взамен пришла дрожь осознания чего-то, пока безымянного. Он отпустил глотку Хейла.
– Он? Ты про двенду?
Работорговец слабо кивнул, все еще пытаясь уползти от Рингила вдоль изогнутой стены. Рингил ухватил его за халат и подтащил обратно. Наклонился ближе.
– Расскажи. – Его голос дрожал после внезапного спада ярости. В ушах раздавался шум кровотока, похожий на шуршание прибоя. – Если хочешь жить, выкладывай все. Расскажи мне про этого двенду.
– Меня убьют, если я открою рот.
– А я убью, если не откроешь, прямо здесь и сейчас. Выбирай, Терип. Двенда, что он тут делает.
– Я не знаю… – до странности угрюмо ответил Хейл. – Он говорит с кликой, не со мной. Мне просто сообщили. Любая болотная телка или такая, по которой видать, что в ней болотная кровь – отправить колдунам, чтобы проверили. Если для воспроизводства не годится, убрать в сторону. Считать, что это десятина.
– Понятно. И если кто-то придет с вопросами о таких женщинах, ты показываешь им «веселых девиц с длинными ножиками». Верно?
Хейл опустил голову, избегая взгляда Рингила. Молчание затягивалось. Кровь капала с лица работорговца на испорченный халат.
Подошел Эрил и присел рядом с Рингилом.
– Мы закончили, – пробормотал наемник. – Никто не дышит. Хочешь, чтобы я и его прикончил?
Рингил покачал головой.
– Принеси мне вон ту булаву. Нам нужен посланник. Не хочу, чтобы у Финдрича и остальных возникли сомнения по поводу того, что здесь случилось. – Он повысил голос. – Слышал, Терип?
Работорговец дернулся, услышав свое имя. Головы не поднял. Рингил наклонился и взял его лицо в ладони. Поднял с осторожностью влюбленного, и Хейл в конце концов был вынужден взглянуть ему в глаза.
– Слушай внимательно, – негромко проговорил Рингил. – Передашь это Финдричу, Снарл или кому ты там отчитываешься в вашей дурацкой клике. Скажи им, что Рингил Эскиат хочет вернуть свою кузину Шерин. Быстро, а также в целости и сохранности – это не обсуждается. Если не получу то, что мне нужно, вернусь в Эттеркаль и буду опять задавать вопросы. Поверь мне, им это не нужно, как и тебе.
Хейл рывком высвободил лицо из рук Рингила. Гнев от столь интимного прикосновения или, возможно, просто осознание того, что перспектива смерти отдалилась, будто разожгли в нем новое пламя.
– Какого хера ты меня трогаешь, – пробормотал он. – Извращенец долбаный.
Эрил молча вручил Рингилу булаву. Тот слабо улыбнулся и легонько ударил ею по ладони.
– Ты меня не понял, Хейл.
– А ты нахер спятил. – Работорговец выдавил сбивчивый смешок. – Дошло, Эскиат? Явился сюда с такими речами, как реликвия из довоенных времен, крутой малый с пристани. Не скумекал? Все изменилось – мы ведем законные дела. Ты не можешь вламываться и устраивать бардак. И пальцем не смеешь нас тронуть.
Рингил кивнул.
– Ну-ну, можешь самому себе еще раз все повторить, если от этого полегчает. А остальным скажи, что мне нужна моя кузина. Шерин Херлириг Мернас. Должны быть какие-то записи, и я оставлю тебе рисунок. Позаботься, чтобы они получили мое послание. Потому что, если мне и впрямь придется снова прийти в Эттеркаль с расспросами, обещаю – случившееся сегодня покажется легким приступом зубной боли. Я убью тебя и твою семью, а это место сожгу до тла. Затем перейду к Финдричу и Снарл и кому угодно, кто будет путаться под ногами. Весь района на хрен спалю, если придется. Думаешь, что-то изменилось после войны, мудак? – Он одной рукой от души засадил работорговцу в челюсть. Взвесил булаву в ладони. – У меня для тебя новости: теперь все пойдет по-старому.
Глава 20
Джирал отпустил их по домам вскоре после полуночи. Он, похоже, убедил самого себя, что все возможные меры приняты и, что еще важнее, его власть над советниками не ослабела, по сравнению с тем, что было до происшествия в Хангсете. Он выпроводил их кивком, с минимальными церемониями. Файлех Ракан исчез в недрах дворца, не сказав ни слова сверх необходимого вежливого прощания, и Арчет подошла к передним воротам с Махмалем Шантой.
– Вроде все не так уж плохо, – заметил морской инженер, когда они вышли наружу.
Советница императора не поняла, скрыта ли в его словах тонкая ирония. Кринзанц годился для многих вещей, но чуткости не добавлял. Завуалированные нюансы человеческих отношений, как правило, шли коту под хвост. Она пожала плечами и зевнула, окинула взглядом окрестности в поисках чьих-нибудь настырных приспешников – обычные меры предосторожности, до того въевшиеся, что почти превратились в инстинкт.
