Рисгиллен начала было говорить на своем языке, но Ситлоу оборвал ее на полуслове, рубанув рукой воздух. Он медленно повернулся, по очереди заглядывая в глаза каждому из соплеменников-олдрейнов.
– Я слышу ваше недовольство, – презрительно продолжил он по-наомски – наверное, решил Рингил, чтобы уязвить их и унизить перед человеком. – Все вы снова и снова ноете из-за того, что вам приходится здесь терпеть на протяжении путешествия в пару недель, будучи прикованными ко времени и причинно-следственным связям. Я провел тут три гребаных года во власти времени, чтобы нам удалось пробраться в Трелейн! Я так долго ощущал вкус этого мира на языке, что уже не помню, каково это – не быть запятнанным его ограничениями. Я глотал его день за днем, и меня тошнило от тупой животной глупости его правил – и все ради того, чтобы изучить его параметры и возможности, чтобы мы в конце концов вернули то, что нам принадлежит. Я все это сделал добровольно и сделаю снова. А в обмен не прошу ничего, кроме вашей верности и доверия. Неужели это так много?
Тишина. Высоко над ними еле слышно гудел, завывал олдрейнский мост. Ситлоу мрачно кивнул.
– Очень хорошо. Ты больше не будешь подвергать сомнению мои слова, Рисгиллен. Понятно?
В ответ раздался короткий олдрейнский слог. Рисгиллен склонила голову.
– Хорошо. Тогда ждите здесь. – Ситлоу кивнул Рингилу. – Гил, ты пойдешь со мной. Тебе нужно кое-что увидеть.
Глава 28
В нескольких сотнях ярдов от олдрейнского моста, точно свирепая архитектурная насмешка, из болота торчала массивная чугунная платформа, накренившаяся будто тонущий корабль. От края до края в ней было больше сотни футов, и она состояла из множества уровней: запрокинув голову, Рингил насчитал, по меньшей мере, шесть. Ее венчали шипы и проволочные конструкции, смахивающие на рыболовные сети, развешенные для просушки. Громадина устремлялась в хмурое небо, словно клинок, который воткнули в тело и сломали. В тишине, окружающей ее, отчетливо ощущалось напряжение, сродни тому, что случается перед бурей.
– Видишь? – мрачно спросил Ситлоу. – Вот, что ваши союзники сотворили с этим местом.
Понять смысл сказанного было нетрудно – происхождение платформы легко угадывалось по внешнему виду.
– Ты говоришь про кириатов?
– Про Черный народ, да. Оглянись по сторонам, Рингил Эскиат. Когда-то здесь был величайший олдрейнский город на всем континенте. Он назывался Энхид-идришинир, Обитель радостных ветров. Ты видел мост. Вообрази улицы и башни, возведенные подобным образом, протянувшиеся до самого горизонта. Покоренные реки, чьи воды втекают и вытекают из реального мира с той же легкостью, с какой трелейнский канал появляется из туннеля или проходит под какой-нибудь заставой. Деревья и строения, похожие на деревья – вторящие их форме и благоговеющие перед ней, тянущиеся вверх, чтобы петь на ветру. Я был ребенком, когда в последний раз увидел Энхид-идришинир – перед тем, как пришел Черный народ.
Он снова указал на платформу.
– Она рухнула с небес. Говорят, пронзительно вопила на лету. Видишь шесть уровней? Еще двадцать семь под землей, утоплены в болоте и достигают коренной породы. На острие этого копья находилось устройство, разорвавшее ткань реальности. Пятьдесят тысяч моих соплеменников погибли на месте или были унесены ударной волной на просторы огромного болота. Мы до сих пор находим их останки. Некоторые еще живут, в определенном смысле.
– М-да, ничего не меняется, – тихо проговорил Рингил и подумал о музее для мечей из видения Грашгала. О детях, зачарованных прошлым, острым как заточенная сталь и надежно спрятанным за стеклом.
Ему всегда казалось, что такая мечта вряд ли сбудется.
– Нет, все изменится. – Ситлоу повернулся и вперил в него взгляд темных пустых глаз. В тишине болота голос двенды зазвучал громче обычного, и в нем появились отголоски страсти, которую Рингил видел ранее, лишь когда они трахались. – Олдрейны возвращаются, Рингил. Этот мир – наш. Мы правили в нем на протяжении тысячелетий до того, как началась история человечества, какой вы ее понимаете. Нас изгнали отсюда, но это место все равно остается нашим древним домом, родовым каналом. Нашим по праву крови, клинка и происхождения. Мы его отвоюем.
– И как вы это сделаете? – Почему-то эта, новая сторона Ситлоу вызвала у Рингила смутное разочарование. – Похоже, вас не так уж много.
– Это пока. Олдрейны – скитальцы по натуре, индивидуалисты по наклонностям, нам всегда радостнее быть где-то на краю известных владений и двигаться дальше, чтобы увидеть, что лежит за их пределами. Но в сердце каждого из нас похоронена тоска об этом мире, единстве и месте, которое можно хранить в душе и куда можно возвращаться в конце пути. Когда здешние ворота снова откроются, мои соплеменники придут со всех сторон и аспектов Олдрейнских болот. Они соберутся здесь стаей, как вороны вечерней порой.
– Это должно меня подбодрить?
Пустые глаза вновь уставились на него.
– Неужели я так плохо с тобой обошелся?
– Нет, что ты. Я видел, как с рабами обращались гораздо хуже.
Ситлоу резко отвернулся, будто получил пощечину. Уставился мимо Рингила, на затонувшую платформу. Его голос стал невыразительным.
– Я мог бы тебя убить, Рингил Эскиат. Попользоваться тобой в свое удовольствие, вытереться, словно тряпкой, и вышвырнуть. Позволить тебе истлеть до самой сути в Серых Краях или закончить наш поединок так же, как он начался – сталью. Это ведь ты явился в мои владения со своим клинком, угрозами и горделивой уверенностью в том, что никакая красота и никакое колдовство не в силах препятствовать твоим навыкам убийцы. Ты вмешался в мои дела в Эттеркале, убил и искалечил моих полезных слуг, вынудил меня вступиться, хоть это и шло вразрез с моими планами. Спрошу опять: я плохо с тобой обошелся?
Поскольку справедливый ответ был один, Рингил предпочел проигнорировать вопрос.
– Просто скажи мне вот что, – попросил он вместо этого. – Я понимаю, в чем ваша выгода – вы вернете свою священную, древнюю… тут был какой-то бред сивого ящера… про право крови… то да се… обетованную, мать ее, землю. Все понятно, идея новизной не блещет. Но какой от этого толк клике? Как я погляжу, вся Канцелярия так или иначе пляшет под твою дудку. Какую хрень ты им наобещал?
Двенда ответил слабой улыбкой.
– Сам как думаешь? Ты же видишь, где мы находимся, и знаешь, что представляет собой Эннишмин для Лиги.
Видимо, Рингил в глубине души понимал, в чем дело. Он не удивился, но ощутил, как в животе скользит кусок льда.
– Ты сказал, что отвоюешь его?
– Да, более или менее.
– Ты собираешься вторгнуться на имперскую территорию? Нарушить договоры?!
Ситлоу пожал плечами.
– Я никаких договоров не подписывал, как и мой народ. Это услуга, которую я оказываю, тем, кто принял меня в Трелейне.
