В переполненном вагоне поезда мы сидели друг напротив друга, но с отцом я почти не разговаривал. Мама устроилась рядом, смотрела на нас и только улыбалась. Мы пережили три часа, проведенные вместе в одном закрытом пространстве, и когда напряжение между нами уже почти достигло своего предела, поезд остановился, и кондуктор громко объявил станцию, рядом с которой находился горячий источник.
Я катил мамино кресло, и мы, полные надежд, отправились в наш отель.
Но, когда добрались, случилось непредвиденное: моя бронь не прошла, и кто-то другой выкупил этот номер.
Я не мог в это поверить. Я повторял владелице отеля снова и снова, что забронировал номер по телефону. Я объяснил ей, как важно это для моей матери – что это будет ее последней поездкой. Но она не желала слушать мои мольбы. Вежливо принесла извинения, но не изменила своего решения. Я был в растерянности и чувствовал себя подавленным, потому что не смог порадовать маму.
«Не переживай из-за этого», – улыбнулась она. Но как можно оставаться спокойным и не нервничать? Не зная, что делать, я стоял в оцепенении.
Из этого состояния меня вывел отец, потрепав по плечу своей большой тяжелой рукой.
«Ну, нельзя же позволить твоей матери в ее состоянии жить в палатке. Пойду поищу что-нибудь».
Сказав это, папа выскочил из отеля. За всю свою жизнь я никогда не видел, чтобы он бегал так быстро. И я бросился вслед за ним.
Папа метался по ближайшим отелям, выясняя, нет ли у них свободных номеров. По моим детским впечатлениям, отец большую часть времени проводил в своей мастерской. Он сидел тихо и подолгу, ремонтируя часы. А сейчас я поверить не мог в то, что он умеет передвигаться с такой скоростью. Даже когда он приходил посмотреть, как я занимаюсь спортом в школе, он всегда «восседал» неподвижно, как скала. И вот впервые в жизни я вдруг увидел, что он бегает.
«Когда-то твой отец был очень резвым». Я вспомнил эту мамину фразу, когда пытался угнаться за отцом, который, несмотря на свою плотную мускулистую фигуру, носился по всему курортному комплексу с удивительной легкостью.
Стоял высокий сезон, и все отели были заполнены. Мы обежали все вокруг, но нам везде отказывали. В какие-то гостиницы мы заходили по одному, в другие же заглядывали вместе, уговаривая владельцев отелей поселить нас.
Мы не могли устроить маму в первый попавшийся отель, желая найти для нее достойный вариант. Нам хотелось сделать для нее эту поездку особенной. Это был первый раз – и, возможно, единственный – с того момента, как я повзрослел, когда желания отца и мои совпали.
После того как мы прочесали все отели, стоявшие вдоль пляжа, бегая туда-сюда, мы наконец нашли свободный номер. Уже стемнело, и со стороны гостиница выглядела чуть обветшалой. Казалось, она слегка пришла в упадок. Наши первые впечатления подтвердились, когда мы вошли внутрь и половицы заскрипели у нас под ногами.
«Это весьма милый отель», – отметила мама, просияв, когда мы привезли ее туда. Но я чувствовал себя ужасно, поселив ее в таком месте. Однако, как отметил папа, тут ничего не поделаешь: не могли же мы разместить маму в палатке, в ее-то состоянии. А потому, не имея иной альтернативы, мы остались там.
Пусть интерьер отеля был довольно скромным, но хозяин гостиницы демонстрировал доброжелательность и радушие. Еда не поражала воображения, но повар явно готовил с душой, и она была вкусной. Мама то и дело восклицала, как же здесь хорошо и какая здесь вкусная еда. Видя ее улыбку, я немного успокоился.
В ту ночь мы все спали в одной большой комнате с татами, разместив свои матрацы в ряд. Впервые за десять лет мы были вместе, рядом.
Глядя на старый деревянный потолок, я вспомнил о доме, в котором мы жили, когда я ходил в начальную школу. Там было мало комнат, и вся семья спала на втором этаже в единственной спальне, положив матрацы впритык друг к другу.
Теперь, двадцать лет спустя, мы сделали то же самое. Это казалось странным. В последний раз мы снова проведем время вместе, как раньше. Эти мысли не давали мне уснуть. Интересно, чувствовали ли то же самое мама с папой. Было тихо. В маленькой темной комнате слышалось только сопение Капусты, смешивающееся, но все же различимое среди ритмичного шума океанских волн.
Наконец за окном забрезжил рассвет. Было, наверное, четыре или пять утра. Я поднялся с постели и примостился на подоконнике. Отодвинув занавеску, выглянул в окно. К моему удивлению, старый отель стоял почти у воды, и взору открывалась практически одна морская гладь. К тому времени, когда мы нашли отель, уже стемнело, и я не разглядел, насколько близко мы от моря.
Какое-то время я сидел и глядел на океан. Окутанный бледным утренним светом, он, казалось, возник из сна.
Чуть позже я заметил, что родители тоже не спят. У них у обоих были круги под глазами. Думаю, им даже не удалось заснуть.
Мать, все еще одетая в ночную юкату, выглянула из окна полюбоваться панорамным видом моря и предложила всем вместе пройтись по пляжу.
«Давайте сфотографируемся. Я обожаю гулять по пляжу утром».
Она привела себя в порядок, уселась в кресло, положила себе на колени спящего Капусту, и мы направились на пляж. Еще не совсем рассвело, веяло прохладой. Мама хотела приблизиться к воде, но было трудно толкать кресло по влажному песку. Вскоре я уже не мог сдвинуть его с места. Когда солнце стало всходить, его лучи, падая на поверхность океана, создавали искрящийся эффект. Мы трое замерли, завороженные красотой этого зрелища.
«Скорее! Сделай снимок!»
Мамины крики вернули меня к реальности, и я достал фотоаппарат. Мы с папой по очереди сделали фотографии. А потом хозяин отеля вышел и предложил сфотографировать нас всех вместе. Мама сидела на фоне океана в своем кресле, а мы встали по обе стороны от нее.
Мы с папой присели, чтобы наши головы находились на одном уровне, а Капуста, который наконец проснулся, скорчил гримасу и громко зевнул, сидя у мамы на коленях.
«ОК, ч-и-и-из!» Хозяин отеля щелкнул затвором.
«Спасибо!» – крикнули мы хором.
А потом он предложил: «Еще раз!» И мы снова выстроились, на этот раз стоя.
«ОК, улыбнитесь… Чизкейк!»
Искренние попытки владельца отеля заставить нас засмеяться и его дружелюбие – иногда чрезмерное – все это развеселило нас, и именно в тот момент затвор щелкнул.
– Ты что-нибудь помнишь?
Я не оставлял попыток расшевелить Капусту, закончив свой рассказ.
– Извини, старина. Я пытался, но не могу ничего вспомнить.
– Очень плохо, Капуста.
– Мне правда жаль. Но ничего с этим не поделаешь. Сколько я ни старался, не получается. За исключением, пожалуй, одной вещи…
