Он вспомнил о том, что сейчас прочел в «Книге Часов»: предание о появлении Камня Сумерек. Стоит ли верить дурацкой сказке про то, что старейшины Кавана действительно связали магию с Камнем? Либо они были глупцами, либо боялись собственной силы. Они усмирили ее.
А он собирался озвучить свое подозрение – вероятно, она будет смеяться, услышав его, но сейчас именно это ему и требовалось.
– Вы должны принести мне Камень Сумерек, – сказал он принцессе, глядя, как морщинка проступила у нее на лбу.
– Что? Зачем?
– Магия вашей матери и сестер, ваша магия, принцесса, активна, когда одна из вас носит Камень у сердца. Если разлучить Камень с Кавана, магия уснет.
Она втянула воздух сквозь сжатые зубы, но он понял, что его слова не удивили ее. Так она знала? Знала, что женщины ее дома должны носить Камень, чтобы владеть магией? И ее клан, Кавана, держал это в тайне. Кто так решил? Сама Лиадан?
– Откуда вам это известно, милорд?
Он улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста. На губах его застыла горечь.
– Долгие годы я читал ваши легенды, принцесса. Это была всего лишь догадка, но по вашим глазам я вижу, что случайно наткнулся на правду.
– Я не могу забрать Камень Сумерек, – почти простонала Нора. – Моя мать никогда его не снимает.
– Не можете или не хотите? – возразил он. – Вы боитесь огня магии в своей крови, верно?
Нора смотрела в окно: снаружи наконец разразилась гроза, дождь хлестал по стеклу.
– Мать обезглавит меня, если я попадусь, пытаясь взять Камень, или она узнает, что я передала его… вам.
– Думаете, я могу его уничтожить? – огрызнулся он, теряя терпение. – Если вы не забыли, принцесса Нора, Камень Сумерек сожжет меня, посмей я к нему прикоснуться.
– Она решит, что я вступила с вами в заговор, – продолжала девушка, не обратив внимания на его слова.
Он вздохнул, устав ее уговаривать.
– Думаю, вам нужно время, чтобы все обдумать. Возвращайтесь в замок, принцесса. Поразмыслите над тем, что я вам сказал и о чем попросил. Если решите, что сможете усмирить магию вашей матери другим путем, мы отыщем его. Но если нет… вы должны принести мне Камень. Иначе мы увидим, как боевая магия вашей матери разрушит мир.
Лицо Норы было бесстрастным. Он не мог прочесть на нем ее мысли и чувства.
Он смотрел, как принцесса уходила. Библиотечные двери с лязгом захлопнулись у нее за спиной.
Она вернется, он знал. Должна вернуться, потому что другого пути нет. Должна, ибо боится собственной магии.
Я едва заметила, что он исчез, а его тело, заключавшее меня, растаяло, как туман, вылетевший в окно. Мой взгляд прояснился, словно я смахнула с век песчинки сна. Я стояла в знакомой библиотеке Магналии. «Книга Часов» все еще была у меня в руках: опять старая, потрепанная и ветхая. Когда-то она принадлежала ему, мужчине, в которого я обратилась. Эта книга была в коридоре мэванского замка сто тридцать шесть лет назад.
Я зажмурилась, от солнца голова разболелась еще сильней. Нащупав дверную ручку, я на нетвердых ногах вышла в коридор, поднялась по лестнице стиснув зубы, когда до меня долетел громкий смех Сибиллы.
Казалось, я только что ударилась головой о камень. Хотелось проверить, нет ли раны.
Я вошла в свою комнату и закрыла дверь.
Надо было заниматься, готовиться.
Но все, на что я оказалась способна, – это отложить книгу, рухнуть на кровать и закрыть глаза, мечтая, чтобы боль в голове утихла, и пытаясь усмирить бешеное биение сердца.
Я вспоминала все, что видела, снова и снова, пока остались лишь два вопроса: почему и кто. Почему я видела это? Кто был тот мужчина?
Я так и не услышала его имени.
Глава 6. Падение
Следующим утром я на полчаса опоздала на урок Картье. Это было немного чересчур. Обычно я никогда не опаздывала, даже будучи избранной остальных четырех страстей. Мне была невыносима мысль, что Цири считает меня любимицей Картье. Я не могла допустить, чтобы это заблуждение встало между нами, разбило наши сестринские узы и дружбу. Мне хотелось, чтобы Цири выкинула эту идею из головы. Хотелось доказать, что Картье относится ко мне так же, как и к ней. Опоздание было лучшим способом вывести его из себя.
Я вошла в библиотеку и первым делом посмотрела на наставника. Картье замер у стола: экзаменовал Цири. Его льняные волосы были перехвачены лентой, белая рубашка притягивала солнечный свет. Мое сердце забилось так, что сделалось больно, едва он обернулся и взглянул на меня.
– Назови кости черепа, – велел он Цири. Я скользнула в свое кресло.
Та впервые за время наших общих занятий словно онемела. Ее глаза, голубые, как бескрайнее летнее небо, распахнулись.
– Л-лобная кость, теменная кость, скуловая кость…
Картье подошел ко мне. Он часто ходил во время урока, ничего необычного в этом не было, но я уловила в его поступи обещание бури. Он остановился у моего локтя, достаточно близко, чтобы я почувствовала искры напряжения в воздухе.
– Ты опоздала, Бриенна.
– Да. – Я посмела поднять глаза. Его лицо ничего не выражало. Я не могла сказать, сердит он или спокоен.
– Почему? – спросил Картье.
– Простите меня, господин. У меня нет оправдания.
Я ждала, что он накажет меня, задаст какое-нибудь кошмарное сочинение, где я должна буду подробно описать неразумность опозданий. Но этого не произошло. Он отвернулся, обогнул стол и продолжил мерить шагами библиотеку.
– Теперь назови кости руки, Цири.
Цири закатила глаза, едва он повернулся к нам спиной. Я знала, что она имела в виду: «Видишь, Бриенна, тебе все сходит с рук».
Я слушала, как она стала перечислять кости руки – ей не было равных в человеческой анатомии, – и размышляла, чем бы еще рассердить Картье. Цири назвала плечевую кость, и я заговорила, грубо ее оборвав.
– Плечевая кость, лучевая кость, локтевая кость, кость запястья…
– Я спросил не тебя, Бриенна. – Голос Картье был ровным, как стекло. В нем звучало предупреждение. Он взглянул на меня из угла комнаты.
Я прикусила язык и попыталась не чувствовать себя виноватой. Я ведь именно этого и добивалась: хотела разозлить, разгневать его.
– Теперь, Цири, – продолжал Картье, закрыв глаза и потирая переносицу, словно устал, – пожалуйста, перечисли кости ноги.
Она провела пальцами по столешнице и в смятении взглянула на меня.
– Наружный мыщелок, медиальный мыщелок, буг…
