– Возишься с отродьем Мак-Квина как с принцессой.
Я не слышала, что ответил лорд, но мое горло сжалось.
– За мной, мадемуазель, – пригласил нас Шон, подавая руки. Я взяла его за левую, Мириай – за правую. – А ваше имя?
– Мириай Лабелль, – представилась она. – Мы познакомились с Амадиной пару минут назад.
Шон повел нас к открытым воротам – слуги Аллена подавали лошадей валенийцам.
– Минутку, я приведу вам коней, – сказал он. – Ждите здесь.
Мы отошли с дороги, глядя, как Шон бежит к стойлам. Я воспользовалась моментом – двор гудел как улей, мужчины садились на коней – и увлекла Мириай в залитый солнцем уголок.
– Притворяйся, словно я говорю тебе милую ерунду, – прошептала я ей. Она стояла лицом к мужчинам, я повернулась к ним спиной, чтобы кто-то вроде Райана не мог прочесть моих слов по губам.
– Хорошо, – кивнула Мириай, одарив меня, незнакомку, застенчивой улыбкой. – Объясни, что происходит.
– Ш-ш-ш. Просто слушай, – прошептала я. – Во время поездки я подам тебе знак. Когда коснусь воротника, притворись, что твоя лошадь взбрыкнула. Уезжай от леса так далеко, как сможешь. Ты должна отвлечь Шона и выиграть мне время.
Мириай все еще улыбалась мне, кивая, как будто я сказала ей что-то приятное. Но ее глаза расширились.
– Я не могу рассказать тебе все, – прошептала я. – Да и тебе лучше не знать.
Она хотела произнести мое имя – я видела, как ее губы складываются в «Бри», – но рассмеялась, вспомнив мои наставления. И хорошо, ибо я вновь почувствовала грозный взгляд Райана в нашу сторону.
– Будь осторожна с темноволосым братом. Меня злит, как он на тебя смотрит, – прошептала Мириай, едва шевеля губами, чтобы никто из отъезжавших мужчин не мог понять ее слов.
– Не позволяй ему тебя злить. – Я взяла ее за руку. Мы остались в одиночестве на огромном пустом дворе и подошли к воротам, глядя, как мужчины едут по роскошному лугу и исчезают в лесу. – Обещаю: когда все закончится, я расскажу тебе правду.
Мириай посмотрела на меня. Из конюшни вышел Шон, ведя за собой трех лошадей.
– Тебе придется, – игриво погрозила она. – Ведь сама знаешь, кто еще здесь.
Я не могла не улыбнуться при упоминании Картье.
– Да, это был настоящий сюрприз.
Ее глаза заблестели от любопытства. Она пыталась сдержать его, как сдерживают слезы, но я не стала больше говорить о нем. Вместо этого я велела:
– Продолжай мне подыгрывать.
Она кивнула, и мы наградили Шона радостными улыбками. Он подвел к Мириай гнедую кобылу, мне достался чалый мерин. Мы забрались в седла и последовали за Шоном, ехавшим на черном жеребце.
– Что бы показать вам в первую очередь? – поинтересовался Шон, обернувшись, ибо мы ехали вереницей.
Он старательно выбрал нам лошадей – они были спокойными и добродушными. Кобыла Мириай, казалось, спала на ходу, а мой мерин хотел попробовать каждую травинку на дороге.
– Возможно, стоит начать с пивной, – предложила я.
– Отлично, – согласился Шон. Едва он отвернулся, как я обменялась с Мириай взглядом: ей придется подстегнуть кобылу, чтобы та взбрыкнула.
Мы проехали немного вниз по холму и спешились, привязав лошадей у пивной. Шон явно хотел показать нам окрестности, он рассказывал нам все, что знал о каменном строении. Я едва его слушала, волнуясь, сумеет ли Мириай напугать кобылу. Сердце у меня в груди успокоилось, лишь когда я увидела, как она украдкой спрятала тонкую веточку в карман юбки.
Сейчас. Нужно было действовать сейчас, пока мы рядом с лесом, в который когда-то убежал Тристан, пока остальные мужчины на охоте и не потянулись в замок.
Мы сели на лошадей и потрусили за Шоном по кромке леса, разговаривая о мельнице, которую он хотел нам показать. Оказавшись у нужного мне участка леса, я посмотрела на Мириай и поправила воротник правой рукой. Она кивнула и взмахнула веткой – стегнула кобылу по крупу, и, святые угодники, та взвилась на дыбы так, как я того и хотела.
В Магналии нас учили ездить верхом. Несмотря на это, Мириай едва не свалилась на землю, когда ее лошадь взбрыкнула и понесла. Я закричала. Шон вздрогнул и поскакал вдогонку за Мириай через поле.
Мой мерин, старый крепыш, испуганно смотрел им вслед. Я направила его в лес, но он заупрямился, пока я не пришпорила его как следует. Мы трусили среди листвы, ветки царапали мне лицо, я внимательно осматривалась. Быстрее, быстрее. Я снова пришпорила коня, и он перешел на шаткий галоп.
Ветви стегали меня по лицу, вцеплялись мне в волосы. Но я углублялась в лес, мое сердце с каждым шагом колотилось все сильнее. Я положилась на свою память – на память десятилетнего Тристана – и вскоре почувствовала близость дуба. Его корни простирались под землей, приветствуя и притягивая меня, словно я попала в их сети.
Мерин перепрыгнул через маленький ручей, и мы оказались на поляне.
За минувшие годы она стала шире – лес изменился, но дуб по-прежнему возвышался в центре, гордый, раскидистый. В могучих ветвях шелестел ветер. Начав копать, я окажусь на виду.
Я спешилась и на нетвердых ногах побежала к дубу. Я знала, что это именно он, но все равно коснулась рукой мощного корявого ствола и нащупала почти стертые ветром и непогодой инициалы: Т. А.
Я опустилась на колени, нашарив в кармане лопатку, и принялась копать так быстро, что мышцы спины заныли. Земля была мягкой, она испачкала мои юбки, как шоколад, запятнала мои пальцы. Я искала медальон и Камень.
Внезапно я вздрогнула. До меня долетел удар грома, хотя небо было чистым. Я почувствовала, как подступает видение. Тристан приближался. Я не могла позволить ему взять верх и стала копать быстрее, прикусив губу до крови. Боль и металлический привкус во рту удерживали меня в настоящем как якорь.
Мне понадобились все силы, чтобы отогнать его, чтобы сопротивляться. Я словно плыла против течения. Изможденная, я наконец оттолкнула его, процедив:
– Я исправлю то, что ты натворил. – Шепот был обращен к моему предку, виновному в закате Мэваны.
Я почти ощутила его удивление, словно он стоял рядом со мной, а потом исчез, уступив мне.
Моя лопатка ударилась обо что-то.
В глубине ямы лежал медальон.
Я думала, что дерево сгниет, но он оказался целым – годы пребывания в земле не навредили ему, словно он был заколдован.
Осторожно я опустила руку в отверстие и взялась за цепочку. Медальон лег в мою ладонь. Дрожащими пальцами я вытащила и открыла его.
Камень Сумерек оказался таким, как я видела его чужими глазами: гладким, сияющим, как лунный камень. Он почувствовал мое присутствие – по поверхности побежали голубые волны, мерцая, как солнце, сквозь дождь. Меня наполнил восторг, густой и сладкий как мед. Мне хотелось сидеть, наслаждаясь игрой волшебных переливов. Должно быть, так я, к своему стыду, и сделала, зачарованная их тихой прелестью, но вскоре они померкли, и Камень снова стал жемчужно-белым, печальным и тусклым.
