Да, я её взял, надёжно закрепив на резиновом ремне под рукав жакета.
Несмотря на то что весь разговор вёлся почти не разжимая губ, сценическим полушёпотом, всё-таки наша пара привлекала внимание. Мне довольно откровенно улыбались двое рыжих долговязых парней с конопатыми лицами и лошадиными зубами. Пару раз вежливо кивали юные девицы, проходившие мимо в сопровождении отцов или матерей. Это не напрягало, однако, когда довольно развязный бульдог из «близких к природе», подмигнув, сделал вид, что принюхивается, мой учитель взорвался.
– Что вы себе позволяете, мистер даже-не-желаю-знать-ваше-имя? – взревел он, мгновенно сложив зонт и приложив острый конец его к горлу бульдога. – Пока жив старина Мак-Ферсон, никто не посмеет нюхать шлейф платья моей хозяйки!
– Я… не… но, сэр, это чрезмерное насилие…
– Ха, да я тебе сейчас башку откушу и в залив выплюну! Пшёл вон, невежа!
– Леди, этот господин оскорбил вас? – Двое рыжих, поняв, на чьей стороне перевес, изобразили рыцарскую готовность встать на мою защиту.
Следящий за порядком полисмен также обернулся на шум. Бедный бульдог предпочёл ретироваться, скуля и извиняясь на ходу.
– Благодарю, джентльмены, – медовым голоском пропел я, старательно краснея. – Но, право, не стоило. Мой старый слуга до сих пор способен на спор отлупить троих таких, как вы. Не желаете пари? По полфунта, чисто для знакомства…
Рыжих храбрецов как бризом сдуло.
– Думаете, он понял, что я мальчик?
– Надеюсь, не успел, – вновь возвращаясь в образ безобидного дряхлого лиса, проворчал мистер Ренар. – Эти собаки порой так надоедливы. Никакое воспитание им не помогает, всё бы разнюхивать да грызть.
– А как же сержант Гавкинс?
– То же самое! Но он хоть нашёл себе применение в Скотленд-Ярде.
– То есть он тоже будет на яхте?
– Мальчик мой, не отвлекайся, мы все там будем.
…У трапа гостей встречали двое молодых мичманов. Подтянутые стройные ребята, один принимал пригласительные, другой делал соответствующую пометку в журнале. Мне вежливо козырнули, отметили «мисс Ренье», попросили расписаться, и дежурный шимпанзе в чистенькой белой матроске сопроводил меня на верхнюю палубу.
Старый рыжехвостый шотландец, плетущийся следом, вдруг цапнул матроса за лапу:
– Скажи-ка, приятель, а где можно промочить горло такому простому люду, как мы с тобой?
– Нижняя палуба, левый борт, бар для слуг, – чётко отрапортовал обезьян. – «Близкие к природе» тоже толкутся там же. Пиво и виски – хоть залейся!
– Ты буквально пролил целительный бальзам на мою грубую душу, – едва не прослезился Лис, и невольно улыбнувшийся матрос ободряюще потрепал его по плечу.
Скажите, ради всего святого, каким образом этот невероятный зверь умудрялся находить единственно правильный тон в обращении со всем живущим в этом мире? Типа секрет прост, он всего лишь «умеет разговаривать с людьми». Но если это так легко, то почему же у меня вечно ничего подобного не получается?! Ох, Ньютон же шестикрылый…
– Но поторопитесь, старина, мы отдадим швартовы через пару склянок.
Мистер Ренар сделал неуловимый жест правой, должный означать, что он всё понял, жутко благодарен за совет и, случись шанс, непременно сочтётся, отблагодарив добром за добро. Шимпанзе просто козырнул, приложив почти человеческую ладонь к белой матросской шапке с синим помпоном.
– Я вниз, – объявил мой учитель.
– А что делать мне, сэр?
– Гулять, дышать свежим воздухом, обойти всю верхнюю палубу. Морская болезнь тебе не грозит, вряд ли судно выйдет из залива, капитан просто сделает круг, потом прокатит гостей по Темзе и вернётся обратно. Обычно подобные рауты не длятся больше семи-восьми часов.
– Я думал…
– Не преувеличивай. Думал он, ха!
– Просто мне хотелось бы более чётких указаний, – поправился я.
– Хорошо, – сдался Лис. – Запоминай. Ходишь, смотришь, фиксируешь то, что тебе показалось необычным. Если вдруг ты встретишь кого-либо из наших вчерашних гостей, то сделаешь вид, будто вы незнакомы. Ни с кем! И самое главное, если с тобой захочет поговорить сам лорд Персиваль – не отказывайся, выясни всё, старик весьма болтлив. Но и не позволяй себе оставаться с ним наедине, под шампанское, в полутёмной каюте, где есть большая кровать с балдахином…
– Не уверен, что понял вас, сэр?
Мой вопрос, видимо, относился к большой чайке, которая села на перила. Там, где только что стоял дряхлый седой шотландец в очках, лишь медленно опускался на палубу рыжий волосок из лисьего хвоста. Он опять бросил меня в самую стремнину и надеется, что я выплыву. Что ж, должен признать, сегодня это и в моих интересах. Оставалось незаметно приподнять сползающую подушку на груди и…
Пресвятой электрод, незаметно не получилось: на меня вытаращились трое молодых людей в приличных костюмах. На лацкане твидового пиджака одного из них, лопоухого красавчика с длинным носом, был вышит герб Британского королевства.
– Осторожнее, Гарри, – выдохнул его товарищ слева. – Такие девушки, подобно богине Диане, разят мужчин наповал в самое сердце!
Яхта качнулась, отходя от пристани. Разумно решив не дожидаться развития событий в сторону нежелательного знакомства, я развернулся и засеменил по палубе, старательно покачивая бёдрами, куда-нибудь подальше, в район кормы. Там был оркестр, музыка, больше народу, а значит, легче скрыться в толпе.
По счастью, никого из знакомых лиц я не встретил. Один раз, как показалось, мелькнул строгий профиль сержанта, но при ближайшем рассмотрении это оказался совершенно другой доберман. Гавкинс был чёрного окраса, а этот «близкий к природе» скорее коричневый, к тому же ниже ростом и с весьма заметным брюхом под плащом.
Инспектора Хаггерта я не видел, хотя по идее уж он-то был просто обязан находиться на судне. Представителей криминальной братии вскрывателей сейфов и облегчения чужих карманов также не было. Хотя, возможно, они заливали глотку дармовым виски на нижней палубе с прислугой и матросами. Скорее всего, кстати.
Также где-то тут, среди благородной публики, непременно был обязан находиться и синьор Сальгари, капитан итальянских карабинеров. Впрочем, он сам меня нашёл.
– Мисс Ренье?
– Аделаида Прокофьевна. – Я едва не подпрыгнул от томного мужского голоса сзади в ухо. – А мы знакомы, сэр?
– О, я был отлично знаком с вашей матушкой Прокофьевной, – совершенно не в тему ответил капитан, но вряд ли кто это заметил. – Меня зовут Джон Эмилио Сноу Сальгари, я служу в карабинерах Палермо. Позволите сопроводить вас куда-нибудь в салон на чашечку чая? Здесь подают дивные австрийские пирожные.
– Мне надо беречь фигуру, – буркнул я.
– Понимаю, а вы когда-нибудь пробовали «Захер»?
