Странно, но в левый висок иголки не кололись. То есть в правом есть, а в левом нет. Почему? Вот незадача. И ведь именно это казалось мне жутко важным на тот момент…
– Пусть в ваших сердцах не будет жалости, когда к нам взывает сама Справедливость! Мы трижды предлагали ей спасение. Она трижды отвергла нашу доброту. Такие белые люди на белых лошадях при белом свете дня убивали наших чёрных братьев. Хочет ли кто сказать слово в её защиту?
Я хотел. Во-первых, не три раза, а два. Третьего предложения даже не было, просто сожаление и прощание, вот и всё. Но язык отказывался повиноваться, а глаза разлеплялись с таким трудом…
– Ку-клукс-клан! Ку-клукс-клан! – глухо застучали копыта по земле.
– Что ж, наше мнение едино, наша Чёрная Мать получит свою жертву! Мы не звери и не садисты, верша её судьбу, мы лишь вершим священную месть, в память о тех, кто пал до нас, и в назидание тем, кто вновь захочет угнетать чёрную расу! Чья рука сегодня нанесёт удар милосердия?
Стук копыт прекратился. Я слышал лишь настороженное сопение и неуверенное пофыркивание. Видимо, сомнительная честь быть палачом случайного прохожего никого особо не прельщала? Мне наконец удалось сфокусировать зрение…
– Значит, вновь эта тяжёлая ноша ляжет на мои плечи, – раздалось у меня за спиной.
Я стоял, привязанный то ли к деревцу, то ли к воткнутой в землю палке, на каком-то безлюдном пустыре, в окружении глухих стен и заборов, руки стянуты за спиной, во рту привкус крови, а вокруг меня восемь или девять коней в длинных, до земли, пальто кебменов и с одинаковыми белыми капюшонами на головах. Судя по прорезям для глаз, ушей и храпа – все сплошь вороной масти!
– Мистер Ренар был прав, – пробормотал я. И это заметили…
– Она пришла в себя, – загалдели кони, всем табуном впадая в панику. Лошади стадные животные, у них это быстро.
Шум вспыхнул мгновенно:
– Я не подписывался в этом участвовать.
– Да какая разница, она же белая!
– Поджарить труп это одно, но живого человека?!
– Эй, эй, чего вы орёте? Сейчас я ей вмажу по башке, и она опять будет как мёртвая!
Кони неуверенно замолчали. Передо мной встала невысокая, хорошо сложенная женщина, в чёрном плаще и таком же белом капюшоне с дырками для глаз. Похоже, здесь главные не кебмены, а тот, кто ими управляет…
– Великая чёрная богиня Зимбабве и Чада, – она подняла с земли здоровенную палку с привязанной к ней лошадиной подковой, – прими от нас эту жертву! Благослови своих чёрных детей!
– Минуточку, фр-р, – помотал головой самый низенький из присутствующих ку-клукс-клановцев. – Жертвоприношение – это дар благодарности нашим богам, но не банальное убийство ни в чём не повинной девицы. По-моему, фр-р, разница очевидна.
– Кто ты такой? – обернулась женщина. – Я тебя не помню.
– А малыш дело говорит, – опомнился ещё один вороной. – Чёрная богиня рада душам белых, лишь если их сердца чернее ночи! Но девчонка-то совсем молодая, чего уж она там успела нагрешить, ась?
Мгновенно поднялся шум и гвалт, кое-где кебмены уже скалили друг на друга квадратные зубы и угрожающе вздымали копыта, а руководительница всего мероприятия старательно пыталась навести хоть какой-то порядок:
– Успокойтесь! Прекратите! Не превращайте священную акцию в балаган! Давайте просто по-быстренькому сожжём её и все домой баиньки, а?
Если до этого я лишь терпеливо слушал, незаметно пытаясь стянуть верёвки с запястий, то тут вдруг почувствовал, что настал миг моей славы. Театр Театрович, на сцену!
– О благородные чёрные жеребцы, за что вы казните меня? Я невинная девица! Не воровала, не сквернословила, слушалась родителей, ходила в англиканскую церковь и ни разу не целовалась с мальчиками! В чём же моя вина? Чем я заслужила эту ужасную смерть?!
– Минуточку, – подняла руку распорядительница. – Сейчас, сейчас. – Она полезла куда-то за пазуху, доставая смятую газету. – Итак, сегодняшняя вечерняя «Таймс». Мишель Ломонософф-Кроули, не так ли? Заказчик вменяет вам в вину ложь, рукоприкладство, недостойное поведение и содомию.
– Ох… – дружно вздохнули все, но самый маленький вдруг вскинул голову:
– Разве девочка может быть обвинена в содомии? Фр-р, братья кебмены, да нам тут просто дурят головы!
Я почувствовал, как верёвка, медленно срывая мне кожу, всё-таки скользит вниз. А тем временем женщина поняла, откуда исходит истинная опасность. Она обернулась к самому болтливому и встала с ним рост в рост. В её руках опасно покачивалась палка с тяжёлой подковой.
– Сними капюшон, наш чёрный брат. Я не знаю тебя.
Все повернули головы. Маленький кебмен решительно скинул белый колпак, и я, к своему немалому удивлению, вдруг оценил, как похож этот пони на главу конского профсоюза. Только тот был пятнистый, а этот весь чёрный.
Женщина раскрыла было рот, но тут вдруг встал на дыбы грозный высоченный жеребец:
– А то что ж? Скока мы, братцы, будем сумасшедшую бабу слушать? Нешто у нас своего разума нет, а?! Не дадим малыша в обиду!
Он также скинул капюшон, и я вновь поразился, как этот вороной был похож на рыжего донца Фрэнсиса.
– Хорошо, будь по-вашему, никто не тронет милого маленького пони, – мигом опомнилась глава банды. – Но эту паршивую девку я пришибу своими же руками!
– Полундра-а!!! – истерично взревел неизвестно кто на морской манер, и маленький пустырь превратился в Ватерлоо.
Ближайший ко мне «конь» сорвал с себя голову в капюшоне, бросив её к моим ногам. В жёлтых глазах Лиса горело предвкушение драки…
– Держись, мой мальчик, я рядом!
Точно так же поступил кебмен напротив, показывая всем страшные клыки добермана. Значит, и сержант здесь. Профсоюзный пони и так называемый Фрэнсис приняли их сторону, со всех сторон слышались полицейские свистки, раздавался грохот форменных ботинок по мостовой, сверкали лучи фонарей, – казалось, прямо сейчас вся полиция Скотленд-Ярда спешила нам на помощь!
– Ты всё испортила, дрянная девчонка! – Женщина взмахнула палкой с подковой. – Ненавижу-у тебя-а!
– А я мальчик.
– Что?!
Кнопка пуска на экспериментальной дубинке работала безотказно. С полутора шагов электрический разряд, способный уложить лошадь, опрокинул несчастную на спину, и её волосы из-под отлетевшего капюшона искрили, наверное, ещё минуты три.
Подоспевшие констебли вязали всю банду.
Ко мне пробился вороной конь:
– Да ты не узнаёшь, чё ли, а? То ж я! То ж мы с Чешкой в первых рядах стояли, шоб тебя николи не тронули. Он-то хоть и пони маленький, а храбрости аж на эскадрон будет! Вона как за тебя стоял, а? Лисицын, братик, от же какая радость – хлопчика твоего живым видеть! Казак! От, ей-ей, бравый казак из него будет!
