— Операция прошла успешно. Врачи довольны.
— Вот и хорошо, Денис Евгеньевич, я же говорил, все нормализуется.
— Камень с плеч упал, честное слово.
— Слушайте, Денис Евгеньевич, а может, сейчас ко мне завернем? Посидим, расслабимся, а то вы, я смотрю, комок нервов. По сто пятьдесят пропустим, глядишь, полегчает. Моя на работе, а если б и дома была, возражать не стала б.
— Спасибо за приглашение, Семен. Мне в больницу ехать надо. Я домой на пару минут забежал, с Дружем погулять, переодеться. В другой раз.
— Договорились, — хозяин Марселя пожал Денису Евгеньевичу руку и подмигнул Дружу.
Днем Друж снова остался дома один. На этот раз одиночество не зажало его тисками, теперь оно было другим: легким, как нежный ветерок, и светлым, как чистое августовское небо. Одиночество одиночеству рознь.
Вечером к Денису Евгеньевичу приехали гости. Наташа с порога заявила: надолго не задержатся. Спешат.
— Почему в больницу не заехали?
Зять Михаил — высокий, немного сутулый здоровяк — зевнул и прошел в гостиную.
— Пап, времени не было. Мишка неотлучно дома, за плиточниками глаз да глаз нужен. Мы в ванной плитку меняем. Знаешь, выбрали бордовую, однотонную. На пол тоже бордо, но с блестками. Плитка — закачаешься. Папка, итальянская, и с двадцатипроцентной скидкой. Магазин ликвидируют, у них сейчас акция…
— Мама ждала, — прервал дочь Денис Евгеньевич.
— Пап, ну я на днях заеду. Ну в самом деле, сегодня не смогла. Начальница работой завалила, а Мишка с плиточниками возился.
Ленка каких-то двух охламонов посоветовала, ой, пожалела, что согласилась. Квасят оба, работа стопорится… Вся на нервах.
Появившись в коридоре, Михаил снова зевнул.
— А что, батя, рама у зеркала и впрямь бронзовая?
— Бронза, — кивнул Денис Евгеньевич.
— Натусь, если настоящая бронза, то…
— Да замолчи ты! — огрызнулась Наташа. — Потом поговорим. Пап, мы тут в магазин заехали, пирожных к чаю купили. Никитка, где ты там, пошли чай пить.
— Сейчас, мам.
— Не сейчас, а сейчас же.
— Я с Дружем играю.
— Руки не забудь помыть. Пап, ну рассказывай, что врачи говорят. Мишка, отойди ты от зеркала, — Наташа толкнула мужа в плечо и, не слушая отца, спросила: — Сколько ты врачу заплатил?
— Нисколько, операцию бесплатно делали.
Михаил хмыкнул и снова зевнул.
— Ой, папка, наивный ты человек. Бесплатный сыр только в мышеловке бывает. Неужели сам не знаешь?
— Не знаю, — резко ответил Денис Евгеньевич. — И давай не будем об этом.
Когда Денис Евгеньевич скрылся на кухне, Михаил начал поглаживать массивную зеркальную раму.
— Твой отец пещерный человек.
— Он врач, — глухо отозвалась Наташа. — И прошу заметить, никогда не принимал от пациентов подарки.
— С мелюзги-то? Сказанула. Что он от своих сопляков взять мог? Грязные подгузники и жеваные соски?
— Не скажи. Родители этих самых сопляков часто благодарили отца. Конфеты там, шоколад, коньяк…
— И?
— Не брал.
— Дурак!
— Прекрати.
— А что, я не прав?
— Он мой отец.
Притянув к себе жену, Михаил миролюбиво прошептал:
— Ладно, не заводись. Лучше скажи, как старика с зеркалом уломать?
— Уламывать не придется, папка согласится.
— Неужели правда бронза?
— Ты же слышал.
— Я в гостиной напольную вазу приглядел. Хорошая, скажу тебе, вазочка.
— Это мамина. Что, раньше не замечал?
— Не-а. Внимания не обращал. Фарфор?
— Угу. Немецкий. Мамке на пятидесятипятилетие тетка из Гамбурга привезла. Дорогая, между прочим, вещица.
— Сам догадался.
— Вы где застряли? — крикнул из кухни Денис Евгеньевич.
— Идем-идем, — нараспев произнесла Наташа. — Никит, слышишь, дедушка зовет.
— Пять минут, мам.
— Никитка, — повысил голос Михаил. — Марш чай пить!
Никитка, вихрастый курносый мальчишка, прибежал на кухню и уселся на уголок рядом с дедом.
— А руки? — спросила Наташа.
— Помыл.
Друж суетился возле стола.
— Дед, он почти все команды знает.
— Перестань вертеться, — прикрикнула Наташа. — Хватит на собаку смотреть. Пап, ты бы закрыл его в ванной.
— Друж, место, — сказал Денис Евгеньевич.
Друж посмотрел в глаза хозяину, потом перевел взгляд на довольного Никиту и нехотя поплелся в коридор.
— Хм-м, — протянула Наташа.
— Дед, а дрессировать Дружа будешь?
— Дрессирую по мере возможности.
— Не-е, дед, ты сам натаскать его не сможешь. Надо, чтобы с Дружем дрессировщик занимался.
— Никит, жуй молча, — Наташа переглянулась с мужем и начала издалека: — В комнате ремонт сделали, теперь вот ванной занялись. Не знаю, дойдут ли руки до кухни.
— Руки до всего дойдут, если в них деньги зажаты, — Михаил быстро взглянул на тестя.
— Дело не в деньгах. Не только в деньгах. Сперва, наверное, прихожую надо обустроить, а потом за кухню браться. Пап, ты как считаешь?
— Ты права, ремонт вам не помешает. Если нужны еще деньги…
— Ну что ты, папка, мы больше ничего у тебя не возьмем, и так в должниках ходим.
— Брось, свои люди.
— Вот это, батя, правильно. Это посемейному.
Пнув под столом мужа ногой, Наташа начала водить кончиком пальца по ободку чашки.
— Пап, вам с мамой зеркало очень нужно?
— Зеркало? — удивился вопросу Денис Евгеньевич. — Так… как тебе сказать, не задумывался я об этом. Свыкся с ним. Оно в коридоре лет тридцать висит.
— А ты не мог бы отдать его нам, пап?
— А вместо вашего мы наше привезем. Повесим в лучшем виде, еще лет тридцать провисит.
— Натка, зеркала мне не жалко, но для вашей прихожей оно слишком громоздкое, его и пристроить некуда будет.
— Мы не собираемся его пристраивать, пап. Зеркало можно выгодно продать. Рама бронзовая, массивная, знаешь, сколько за него заплатить могут. Миш, скажи.
— Огромные деньги, батя! На гарнитур для прихожей хватит и еще на обмыв останется.
Никита уплетал пирожные и пил чай, разговоры взрослых его не касались, он думал о своем, не замечая на себе пристального, взволнованного взгляда деда. Денис Евгеньевич был растерян, слова дочери и зятя стали для него полной неожиданностью.
