Время шло, с каждым днем надежда вновь увидеть Дружа таяла подобно мартовской сосульке.
— Неужели мы его потеряли, Маша?
— Не накручивай себя. Вспомни собаку Фешевых. Три месяца где-то бродила, а нашлась-таки.
— Неужели потеряли? — не прислушиваясь к словам жены, повторял Денис Евгеньевич.
— Я в это не верю. Друж умный пес. В конце концов, Денис, не котенок он беспомощный. Что с ним страшного может случиться?
— Он не погибнет, в этом не сомневаюсь. Либо прибьется к стае бездомных собак, либо, что более очевидно, будет кем-то подобран и взят в семью. В трех километрах от места аварии есть поселок, я там был, разговаривал с местными. Старичок один сказал, что видел в середине февраля приблудившегося пса. Вроде тот бегал поблизости, только вот… Слеповат старик, породу собаки не назвал. Я что подумал, Маша, надо бы поехать туда снова, распечатать фотографию, расклеить по поселку объявления. Может, кто из местных жителей Дружа приютил.
— Поедем, Денис, — кивнула Мария Тихоновна. — Завтра и поедем.
…Поездку пришлось отложить. Утром Наташа привезла родителям Никиту; наигравшись с Вилькой, Никитка спросил:
— Дед, а покажи медали.
— Какие медали?
— Ну те, которые загнать можно.
Денис Евгеньевич похолодел, кровь прилила к голове, застучало в висках, в горле запершило. Усадив внука на стул, Денис Евгеньевич потребовал объяснений. А Никитка, открытая душа, взял и выдал:
— Мама с папой продали по Интернету твою медаль. Мама сказала, у тебя еще медали есть. Покажи, дед.
Пока Денис Евгеньевич судорожно глотал ртом воздух, Никитка перескочил на другую тему.
— Когда Друж найдется, будем водить его на выставки. У собак тоже медалей много бывает. Дед, ты чего?
Денис Евгеньевич достал из шкафа коробку, открыл крышку, начал выкладывать на стол содержимое. Никитка восторженно моргал ресницами.
Позвав жену, Денис Евгеньевич выпалил:
— Пропал орден Отечественной войны I степени!
Мария Тихоновна всплеснула руками.
— Как пропал?
— Наташка забрала. С Михаилом продали.
Никитка запротестовал:
— Нет, дед, они продали медаль. Я ее видел, такая со звездой.
…Мария Тихоновна настаивала на вызове «скорой», Денис Евгеньевич отказывался. Он хотел позвонить дочери, Мария Тихоновна не позволила.
— Я тебя умоляю, Денис, заклинаю, остынь. Она приедет вечером за Никитой, тогда и поговорите. Прошу тебя!
— Родная дочь… Моя родная дочь!
— Господи, я не верю, как такое возможно. Наташка взяла орден. Зачем он ей понадобился?
— Ба, я же говорю, они с папой его продали, — в который раз заявил Никита.
— Идите с Вилькой поиграйте в нашей спальне. Иди, Никита, иди.
Время шло медленно. День сменился вечером. Стемнело. Денис Евгеньевич неподвижно сидел за столом в гостиной. Рядом лежала открытая коробка, на скатерти — четыре медали и один орден.
В коридоре Мария Тихоновна не находила себе места. Голова шла кругом. Дважды ее подмывало позвонить дочери, попросить ту не являться сегодня за Никиткой. Она брала телефон, заходила в ванную комнату, но не смела набрать номер. Рука не поднималась.
Наташа пришла в начале восьмого.
— Ой, мамка, — запричитала она с порога. — Слякоть какая на улице. Как Никитка себя вел? Ник, где ты там, собирайся, домой поедем.
— Пройди в комнату, надо поговорить, — чужим голосом попросила Мария Тихоновна.
— Мамка, не могу, опаздываю. Мишка хочет…
— Поговори с папой.
— А что… Что-то случилось? Почему у тебя такое лицо?
— Папа в гостиной.
Скинув сапоги, Наташа сделала несколько шагов в сторону гостиной, но на самом пороге остановилась.
— Мам, это связано с Дружем? Что, погиб?
Развернувшись, Мария Тихоновна прошла в спальню.
В гостиной Наташа хотела крикнуть: «Привет, папка», но, увидев медали, сумела лишь сглотнуть, вжав голову в плечи.
Денис Евгеньевич посмотрел на дочь.
— Здравствуй, папа.
— Как ты могла?
— Пап, я сейчас все тебе…
Денис Евгеньевич резко вскочил со стула, подошел к Наташе, ударил ее по лицу. Она вскрикнула, приложила ладонь к щеке, усмехнулась.
— Не поверишь, но теперь мне полегчало. Когда увидела тебя с таким прискорбным видом, думала, будет хуже.
— Будет, — спокойно ответил Денис Евгеньевич. — Будет, если не вернешь то, что тебе не принадлежит.
— Да что ж вы все такие замшелые, — зашлась криком Наташа. — Что вы держитесь за эти побрякушки, как за спасательные соломинки. Нравственность, достоинство… Да плевала я на нравственность! О живых людях надо думать, а не о покойниках. Заслужил дед эти ордена и медали, не спорю, никто его достоинств не умаляет. Молиться теперь на них прикажешь? Я третий год в одних сапогах хожу, у Мишки куртки приличной нет, на Никитку чертова уйма денег уходит. Ну взяла, ну продала.
— Наташа! — в комнату вбежала Мария Тихоновна. — Опомнись! Что ты говоришь!
— Правду, мама, я говорю правду. Дед давно в могиле, а его железки, с которых вы с отцом пылинки сдуваете, могут хоть какую-нибудь пользу принести.
— Железки?! — взревел Денис Евгеньевич.
— Денис, не трогай ее! — взмолилась Мария Тихоновна, удерживая мужа.
— Смотреть на вас жалко. В кого превратились, живете, как улитки, забившись в свои раковины. Медали пожалели, да гори они синим пламенем.
— Молчи! Молчи, подлая!
— Уходи, Наташа!
— Ухожу, мама, — Наташа развернулась, выскочив из комнаты.
В коридоре стоял растерянный Никита.
— Чего смотришь, одевайся. Не ребенок, а наказание. Где твоя куртка, где ботинки?
Денис Евгеньевич порывался выйти в коридор, Мария Тихоновна рыдала.
— Сядь. Дорогой мой, сядь, пожалуйста. Она сейчас уйдет. Не говори больше ничего, Денис, там Никита, подумай о внуке.
И все же Денис Евгеньевич вышел из комнаты. Наташа уже была на лестничной клетке.
— Постой! — крикнул он дочери.
Она остановилась, но не решилась повернуться к отцу лицом.
— Слушай меня внимательно, — голос Дениса Евгеньевича вибрировал от волнения. — Сейчас ты уйдешь из этого дома и больше никогда здесь не появишься.
Наташа повернулась.
— Ты серьезно?
— Никогда! — повторил Денис Евгеньевич. — Я не хочу тебя видеть. Я больше не хочу… — он схватился за сердце, — тебя видеть.
