Я перенес в гостиную карандаши, фломастеры, альбомы, ноутбук – все, что привез с собой из Милана. Хотел собраться с мыслями и еще раз перечитать отрывки из рассказа Джеймса, который должен был проиллюстрировать. Но во время чтения мне почему-то вспомнился человек из бара, и я стал искать в блокноте зарисовки, сделанные там. Если бармен и в самом деле когда-то умел рисовать, а потом излечился от этого, словно от лихорадки, то он был живым воплощением нереализованной возможности. Вероятно, именно поэтому мне захотелось его нарисовать. Именно поэтому я на мгновение увидел (а затем нарисовал) рядом с ним какой-то белый силуэт, а его самого изобразил с асимметричным, изрытым морщинами лицом, грубыми, короткопалыми руками. Я попробовал скопировать этот эскиз на листе большего формата. Бармен – это была жизнь в ее законченной форме, в ее длительности, а неясный белый силуэт – да, это была воображаемая жизнь. Впрочем, я ошибся, нарисовав их рядом. Возможно, когда-то они были очень близки, но судьба методично загнала бармена в капкан, и тогда их расставание стало неизбежным. И я спросил себя: откуда появился я сам и с чем расстался? Этот вопрос уже начал порождать образы, когда я услышал голос Марио:
– Дедушка, что ты там делаешь? Иди сюда, папа вернулся!
Саверио, еще не сняв плащ, заглянул в гостиную; однако он сказал сыну: «Не мешай дедушке». Вид у него был мрачнее мрачного, он пробурчал, что Бетта в университете, причем «университет» произнес так, словно это было не место работы, а притон, где моя дочь пила, нюхала кокаин и, задрав юбку, распевала хриплым голосом. Я не стал это комментировать, а он сказал мне, что закроется у себя в кабинете, чтобы добавить последние штрихи (он употребил именно это слово) к своему докладу. Марио не пошел за отцом, он стоял в ожидании на пороге гостиной и молчал. Это называется «не мешай дедушке»! Вздохнув, я встал и сказал ему: «Ладно, пойдем посмотрим твои игрушки».
Он сразу повеселел, захотел показать их каждую по отдельности – а их было много. Он назвал по именам всех своих обожаемых кукол (на мой взгляд, они были отвратительны) и объяснил, что они умеют, а затем, не спросив, хочу ли я играть, ввел меня в мир своей фантазии, уже вполне организованный мир, внутри которого я должен был делать в точности то, что он скажет. Стоило хоть чуть-чуть ошибиться, и он добродушно выговаривал мне: «Нет, ты не понял, ты – лошадка, видишь, ты же лошадка?» Стоило мне отвлечься, и он обижался, спрашивал меня серьезным тоном: «Ты что, больше не хочешь играть?»
Ошибался я часто, а отвлекался еще чаще. Я словно отупел от скуки и незаметно для себя стал мысленно перечитывать рассказ Джеймса, вглядываться в портрет бармена. На несколько секунд передо мной появлялись прообразы будущих иллюстраций, они казались мне удачными, и я прямо сейчас попробовал бы закрепить их на бумаге. Но тут Марио говорил мне: «Осторожно, дедушка, за тобой гонится медведь (или какой-нибудь другой хищник, который, по его мнению, именно в этот момент собирался напасть на меня – ведь я был лошадкой)». Или меня попросту начинал одолевать сон, потому что сила детского воображения блокировала, подавляла мое собственное, и я чувствовал, как глаза у меня слипаются. Я приходил в себя только от строгого голоса Марио, который звал меня и сильно дергал за рукав.
Мальчик явно был недоволен тем, что я участвовал в игре так вяло и неохотно, и в какой-то момент произнес: «Пойду к папе, спрошу, хочет ли он поиграть с нами». Я понадеялся, что смогу немного отдохнуть, улегся на кровать и задремал. Но почти сразу же проснулся: пришел Марио и скучным голосом сообщил, что папа обещал прийти поиграть, как только закончит работу. А пока давай поиграем вдвоем, предложил он без энтузиазма. Приподнявшись на локтях, я спросил его:
– У тебя есть друзья?
– Один есть.
– Только один?
– Да, он живет на втором этаже.
– Здесь, в этом доме?
– Да.
– И ты не ходишь к нему в гости?
– Мама не разрешает.
– А он к тебе?
– Нет, ему не разрешают.
– Он что, совсем маленький?
– Ему шесть лет.
– Так он большой.
– Да, но его все равно к нам не пускают.
– Какая же это дружба, если вы с ним не общаетесь?
Марио объяснил мне, что дружить им помогает балкон. Он спускает на второй этаж ведерко и обменивается разными вещами с другом, которого зовут Аттилио.
– Какими вещами?
– Игрушками, карамельками, пакетиками с соком – в общем, всем.
– То есть ты кладешь в ведерко твои вещи и отдаешь ему, а он кладет туда свои для тебя?
– Нет, вещи кладу только я.
– И твой друг их забирает?
– Да.
– Получается, он крадет твои вещи?
– Не крадет, а берет в долг.
– То есть потом он возвращает тебе то, что взял?
– Нет, мама приходит и забирает.
– Мама при этом сердится?
– Очень сердится.
Я понял, что перемещения ведерка с этажа на этаж создали проблемы для Бетты и вызвали напряженность между двумя семьями. Единственным, кто считал мальчика со второго этажа другом Марио, был сам Марио.
– Хочешь посмотреть, как я спускаю ведерко? – заискивающим тоном спросил он.
Я взглянул в стеклянную дверь балкона: в сумерках еще можно было различить ограждение, ведерко и веревочку.
– Нет, на улице холодно. И потом, я боюсь выходить на балкон.
Малыш улыбнулся:
– Боишься? Но ты же большой.
– Моя мама, то есть твоя прабабушка, тоже боялась.
– Неправда!
– Очень даже правда. Она боялась пустоты.
– Что такое пустота?
Я понял, что у меня не хватит терпения, более того, не хватит сил объяснить ему, что это такое. Поэтому я небрежным тоном ответил:
– Это неинтересно.
Между тем Саверио так и не появлялся. Я предложил взять одну из подаренных мной книг и прочитать сказку. В итоге я прочитал четыре и совершенно выдохся, когда наконец вернулась Бетта, очень встревоженная.
Заглянув в комнату, она увидела, что я и Марио лежим на раскладушке – я начал читать пятую сказку, Марио был весь внимание.
– Хватит сидеть с дедушкой, – сказала она, – сейчас он нужен мне.
Мы пошли на кухню. Бетта спросила, прочитал ли я список всего того, что я должен был сделать или проконтролировать в ее отсутствие. Я честно признался, что нет. Тогда она провела меня по всей квартире, повторяя пункт за пунктом то, что уже изложила мне накануне вечером. За ужином она сделала это опять, а раздраженный Саверио два или три раза негромко произнес: «Бетта, твой отец не дурак, он уже все усвоил». Но после ужина, не закончив собирать вещи, она опять взялась за наставления, и на этот раз не зря. Как выяснилось, она забыла кое-что важное – дать мне телефон педиатра, телефон подруги, которая может помочь в трудной ситуации, телефон сантехника, на случай, если, скажем, сломается душ или забьется сток в ванной.
