– Мы еще посмотрим, какие животные нам попадутся, – уклончиво ответила я, подумав при этом, что уж точно буду проворнее его, если придется ловить мышь или зайца.
Едва я это сказала, как Макс кого-то учуял.
– Вон там, – сказал он и пошел вперед.
Сделав несколько шагов, я тоже почувствовала этот запах. Он доносился с поляны возле одного из лежащих на земле древесных стволов. Запах этот исходил от находящихся там двух животных – одного покрупнее и одного поменьше. Мы пошли на этот манящий запах и вышли к местечку в лесу, на котором не было деревьев и росла трава, пожелтевшая на кончиках за последние жаркие недели. На этой поляне стояли два красновато-коричневых животных, которые по размерам были побольше любой собаки. У них имелись рога. Это, видимо, были… да, это, вероятно, были те удивительные дикие животные, которых называют косулями.
Косули выглядели очень грациозно. В отличие от нас, они жили здесь, в этом лесу с его величественными деревьями и шумным водопадом. У того животного, которое было побольше (по-видимому, это был отец), на голове имелись впечатляющие рога, а у того, что поменьше, – лишь маленькие рожки. Однако и такими рожками можно было проткнуть шкуру собаки. Или же, того хуже, выколоть мой единственный глаз.
– Косули, – сказал Макс очень тихо, чтобы не спугнуть этих животных.
– Тебе известно о них из старинных историй? – прошептала я.
Максу вообще-то не была известна ни одна из тех песен-историй, на которых я выросла.
– Старинных историй? Ты имеешь в виду Бэмби?
– Бэмби?
– Нет, ты не имеешь в виду Бэмби, – вздохнул он.
– Если ты знаешь о косулях не из старинных песен, то тогда откуда?
– Они живут и неподалеку от нас, за пределами города, – прошептал Макс. Его родина, похоже, была настоящим раем – таким, как этот лес, – раз в нем жили столь приятно пахнущие животные, как эти. – Моя хозяйка всегда брала меня на поводок, когда мы встречали их во время своих длинных прогулок по полям.
– Почему?
– Она боялась, что я за ними погонюсь.
– А тебе хотелось это сделать?
– Да, но не для того, чтобы их убить. А вот сейчас…
– Что сейчас?
– Сейчас я мог бы их прикончить. Ради нас. Ради тебя.
Я посмотрела на косуль. Они нас еще не заметили, а потому продолжали щипать траву. Хотя в проворности они, пожалуй, уступали зайцам, но, по-видимому, бегали на своих длинных ногах побыстрее нас. А если и не быстрее, то все равно существовала опасность того, что они могут серьезно ранить нас своими рогами. Серьезно ранить Макса. Этого допустить нельзя!
Я несколько мгновений поразмышляла над тем, не вспугнуть ли мне лаем этих косуль, чтобы они могли убежать, а мы переключились на поиски мышей или зайцев. Однако зверьки размером поменьше пахли не так удивительно, как эти два красновато-коричневых великана. Кроме того, мяса одной лишь косули нам хватило бы на несколько дней. Мы могли бы здесь, наконец, отдохнуть и набраться сил для дальнейшего путешествия – если мы решим продолжить поиски Лилли. Ведь как бы ни было хорошо там, у нее, мы вполне могли бы устроить себе прекрасную жизнь и здесь, в этом лесу с его прозрачной водой и замечательными животными.
– Отец будет защищать своего детеныша, – тихо сказала я.
– Мой отец этого не делал, когда меня у него забирали, чтобы отдать людям, – прошептал Макс.
– А я своего отца вообще никогда не видела, – сказала я.
– Никогда?
В голосе Макса опять чувствовалось сострадание, и хотя я уже не смотрела на него, как на слабака, когда он проявлял в моем присутствии свои чувства, сейчас было некогда разговаривать о тоске, сопровождавшей меня всю мою жизнь. Сейчас нужно было охотиться.
– Ты бежишь к ним и лаешь, – прошептала я.
– А ты?
– Я подбегу к тому животному, что побольше, сзади и искусаю ему ноги возле копыт. Тогда оно не сможет от нас убежать.
Я промолчала о том, что при таком раскладе Максу не будет угрожать никакая опасность.
– А детеныш?
В голосе Макса чувствовалась обеспокоенность. Он, выходит, вдруг проникся состраданием к животным совсем другого вида, чем он. Это меня не удивило. Что меня удивило – так это то, что его сострадание оказалось заразным, как какая-нибудь скверная болезнь: это был детеныш, и я собиралась отнять у него его отца, потому что мне хотелось есть. Я, возможно, затем задрала бы и самого этого детеныша, если бы снова проголодалась, а ему не хватило бы ума дать отсюда деру, и подальше. Мой инстинкт говорил мне, что это правильно, когда я убиваю, чтобы как-то выживать самой. Инстинкт – это ведь то, что составляет нашу собачью сущность! Однако сейчас – благодаря Максу – мой инстинкт вступил в противоречие с… Нет, не с моим здравым смыслом, ибо тот тоже знает, что я, чтобы выжить, должна чем-то питаться. Нет, мой инстинкт вступил в противоречие с моими чувствами.
Я встряхнулась, злясь на то, что Макс разбудил во мне такие переживания. В следующий миг я рассердилась еще больше, потому что мое встряхивание вспугнуло косуль. Они вздрогнули, издали странные отрывистые звуки и побежали – а точнее, запрыгали – прочь. Я с лаем бросилась вслед за ними. Макс последовал за мной. Перебежав поляну, мы оказались в перелеске, и там Макс меня обогнал. Детеныш косули слегка отстал от своего отца, который на своих длинных ногах мог совершать прыжки побольше, и Макс побежал вслед за детенышем. Отец резко остановился, обернулся и побежал назад, чтобы встать между нами и своим отпрыском. До нас донесся запах страха косуль. Для них самих их страх пах, конечно же, ужасно, а для нас – приятно. Макс от радости громко залаял. Затем он бросился на отца. Тот наклонил голову, чтобы боднуть Макса рогами.
Макс на бегу резко рванулся в сторону, оббежал вокруг самца, который не смог повернуться так же быстро, и укусил его за заднюю ногу – то есть сделал то, что вообще-то намеревалась сделать я. Несчастный даже взвыл от боли. Его детеныш, остановившись, теперь стоял на дрожащих ногах – так, будто не хотел даже сойти с места, и печально блеял. Самец рухнул наземь.
Едва он упал, как Макс запрыгнул на его туловище сверху и торжествующе залаял, видимо, чтобы продемонстрировать самому себе, какой он сильный. Поверженный подставил Максу свою шею.
Макс же продолжал лаять. Он лаял, и лаял, и лаял…
Когда Макс наконец-то впился зубами в шею самца косули, его детеныш все-таки бросился наутек. Я обрадовалась, уже предвкушая, как буду лакомиться вкусным мясом…
Макс стал дергать шею косули влево-вправо. Ноги у его жертвы сильно затряслись, и самец даже попытался встать.
Это ему не удалось. Чем отчаяннее он пытался встать на ноги, тем крепче удерживал его зубами Макс. И тогда он перестал сопротивляться. Ему удалось добиться того, ради чего он вступил в безнадежную схватку: его детеныша уже не было ни видно, ни слышно, и мы уже даже не чувствовали запаха его страха, хотя запах этот наверняка стал еще сильнее после того, как он собственными глазами увидел, как быстро может прерваться жизнь.
