Глава 27
Проходят сутки. С тех пор, как Глеб узнаёт о моём пороке сердца. С того момента, как я осознаю, что во мне появляется новая жизнь. С тех пор, как мы видимся в последний раз. Уходит. Не возвращается.
«Прости», – пишу, сбиваясь со счёта в который раз, в разделе сообщений, адресату, что обозначен «Любимый».
Пишу.
Стираю.
Пишу заново: «Мне очень жаль».
Тоже стираю, не отправив.
Ведь, не взирая ни на что, мне не жаль. Абсолютное враньё. А лгать Филатову снова совершенно не хочется. Если сперва думаю, что будет не настолько тяжело его обмануть, то потом…
«Я не хотела причинить теб…», – зависаю на новой печатной фразе.
Конечно же, тоже не отправляю. Не дописываю вовсе. Выключаю экран, убираю телефон в сторону. Игнорирую тянущую боль в груди. В который раз пялюсь на пустые стены. После ухода наследника «Галеон» у меня падает давление, а врач наотрез отказывается выписывать. В любой другой ситуации я бы просто-напросто послала его ко всем чертям и ушла, но он напоминает о том, что отныне мне стоит не только о себе думать. Вот и подчиняюсь. Остаюсь ещё на день, пока состояние не станет вновь стабильным. От визита сестры отказываюсь.
А время всё тянется и тянется…
Неудивительно, что заслышав входящий, чуть с кровати не сваливаюсь, с такой спешкой хватаю гаджет.
Вот только номер – совсем не тот, который надеюсь увидеть. Неизвестный. Сперва даже брать не собираюсь. Хотя потом всё равно задеваю пальцем зелёный кружочек.
– Варвара, это Нина Анатольевна. Хочу поговорить с тобой о своём сыне. И будущем внуке, – без лишних распинаний обозначает равнодушный женский голос.
И если поначалу я не имею ни малейшего понятия, кто такая эта Нина Анатольевна, то после последней фразы догадаться уже не сложно. Филатова-старшая.
– Я вас слушаю, – отзываюсь дрогнувшим голосом.
– Я знаю, ты в больнице. Надеюсь, с тобой всё в порядке. Врачи за тобой хорошо присматривают? Может быть нужна какая-то помощь? Не стесняйся, говори. Я решу.
– Со мной всё хорошо. Спасибо.
– Я знаю, что вы с Глебом поругались. Он сейчас не в себе. Ты его сильно расстроила. Надеюсь, ты не держишь на него зла, если он тебя обидел под влиянием своих эмоций, и не наделаешь глупостей. Про твой диагноз я тоже знаю. Нужно встретиться. Обсудить сложившуюся ситуацию и решить, как быть дальше. Когда тебя выпишут?
– Сегодня, – сомневаюсь, потому что и сама не уверена. – Наверное.
– Прекрасно. Встретимся в семь. Адрес сброшу сообщением, чуть позже.
И всё. Выключается. Никакого согласия от меня не дожидается. Банально ставит перед фактом.
Как же знакомо…
Но без пяти минут семь я правда приезжаю туда, куда сказано. Юрий привозит. Оказывается, всё то время, что Глеб отсутствует рядом, водитель дежурит в коридорах больницы, условно присматривая за мной. И это вселяет в мою душу пусть и маленькую, но всё-таки надежду. Даже несмотря на то, что мужчина наотрез отказывается отвечать на все мои расспросы о том, где и что делает сам Филатов.
– Подождёте здесь? – предлагаю ему, прежде чем покинуть салон.
Он молча кивает. Я выбираюсь на улицу.
А выбор места встречи, признаться, удивляет!
Мозаика из метлахской плитки на полу, фактурная штукатурка, барельефы и потолочная роспись среди небольших низких диванчиков пёстрой расцветки… Чайхана. Даже кальянная имеется. Не то, чтоб у меня были какие-либо предубеждения насчёт восточной кухни, просто само присутствие чопорной, слегка высокомерной матери наследника «Галеон» в заведении подобного рода, лично в моих глазах – истинный разрыв шаблона. Впрочем, это мне только поначалу так кажется. Ведь её нет. Я занимаю свободное место, жду минут десять, напряжённо пялясь на экран своего телефона, а потом…
– Привет, сестричка! Кого-то ждёшь?
Отрываюсь от своего занятия по изучению тёмного экрана и поднимаю голову, удивлённо разглядывая подсевшую рядом Аришу.
– Ты что здесь делаешь?
Близняшка беззаботно пожимает плечами.
– Очевидно, то же, что и ты, – проговаривает беспечным тоном. – Нина Анатольевна позвала.
Которой, к слову, на горизонте так и не объявляется. Абонент и вовсе недоступен, стоит всё же набрать номер…
– И зачем она тебя позвала? – возвращаю внимание к близняшке. – Когда ты с ней вообще успела познакомиться и договориться? – откровенно не понимаю.
– Дай-ка подумать, – изображает обозначенное, демонстративно уставившись в потолок. – За тобой гнался какой-то маньяк. Ты попала в аварию. Филатов послал тебя куда подальше и свалил, оставив одну, беременную, в больнице, – принимается самозабвенно перечислять, показательно загибая пальцы. – И это с твоим-то здоровьем! А ты даже разговаривать со мной не хочешь. Закрылась. И что, по-твоему я должна была делать? Смириться? – укоряет. – Бросить тебя? Оставить всё, как есть? – умолкает, но только потому, что наше общество разбавляется появлением официантки.
Девушка в разноцветной тюбетейке оставляет на нашем столе меню и небольшой глиняный чайничек с парой пиалок.
– Горячее подадут через несколько минут, приятного вам вечера, – склоняет голову.
– Но мы ничего не заказывали, – хмурюсь в ответ.
– Не волнуйтесь, всё оплачено, вместе с бронью столика, – лучезарно улыбается, прежде чем удалиться.
– Хм… – озадаченно пялюсь на горячий чай и наполовину наполненные пиалы.
Выходит, мать Глеба заказывает столик, ужин на двоих, а сама не приходит, да и не собирается вовсе.
Чего тогда добивается?
А добивается она, как оказывается…
– Вот, – заговаривает заново Ариша, открывая свою сумку, доставая оттуда файл с какими-то документами. – Утром курьер привёз. Чтоб ты подписала, – протягивает бумаги мне.
Не просто бумаги. Соглашение. Финансовое. Суть которого проста, как прописная истина. Я получаю весьма внушительную сумму и не имею больше никаких притязаний к Глебу Филатову.
– Ты должна сделать аборт, Варя. Это самое разумное решение. Откажись от этой безумной идеи, – подтверждает мои худшие предположения сестра.
Кислород в лёгких моментально превращается в желе. Застревает. Давит на грудь. Мешает здраво мыслить.
– Так вот почему она тебя отправила, – шепчу едва ли разборчиво, как только до меня доходит вся соль созданной подставы. – Ей бы я сразу отказала.
– Не ей, – мягко противопоставляет Ариша. – Договор на имя Глеба. Он отказывается от тебя и от ребёнка, понимаешь? Не хочет тебя больше видеть. Не нужны вы ему.
Желе из воздуха во мне, ко всему прочему, начинает нагреваться, превращаясь в безжалостную лаву. Так неумолимо печёт и болит, плавит мои внутренности.
